Седьмой Совершенный
Шрифт:
Девушка тотчас принялась массировать голову Убайдаллаха своими нежными пальцами. Халифу стало так хорошо, что он забыл о своем недавнем вожделении, вернее решил не торопиться.
Покинув Раккаду, генерал вернулся в Кайруан и занялся государственными делами, важнейшим из которых было принятие бюджета на будущий год. Когда документы были готовы, он выслал его с курьером в Раккаду. Бюджет вернулся в канцелярию генерала с этим же курьером неподписанным. В отдельном письме секретарь халифа сообщил, что отныне Абу Абдаллаху не надо беспокоится о финансах, так как этим займется вновь назначенный глава зимам, но в любом случае благородный Абу Абдаллах будет ознакомлен с бюджетом. Взбешенный Абу Абдаллах разорвал бумаги и бросил на пол. Издевка чувствовалась в каждом слове послания. Так продолжалось всю зиму. Убайдаллах сидел в Раккаде безвыездно, но деятельность его охватила всю страну. Его эмиссары наводнили всю Ифрикию. В каждой провинции находились люди, славившие махди. Взамен распущенной армии берберов, была набрана новая. Наемники офицеры из числа дейлемитов и ливийцев спешно муштровали новобранцев. Появилась личная гвардия халифа, состоявшая из наемников армян и частью рабов, коптов и греков. Всю зиму генерал получал для ознакомления приказы об административных назначениях. В свое время, заняв Кайруан, он практически разогнал всю администрацию Зийадата Аллаха ибн Абдаллаха, последнего эмира Аглабидов, оставив по два-три человека в каждом ведомстве для бумажной работы. Убайдаллах объявил о создании военного ведомства — диванаалал-джайш, состоявшего из двух палат: военных расходов и набора войск; дивана аннафакат — ведомства расходов, состоявшего из пяти палат; казначейства; ведомства печати, вскрытия печати, благотворительности, внутренних дел и так далее. Во главе всех этих ведомств, ставились исмаилиты. В какой-то момент генерал обнаружил, что уже не контролирует управление страной. Это произошло тогда, когда он попытался помешать введению более высоких налогов. Но это уже было невозможно. Молодое Фатимидское государство нуждалось в огромных расходах. Убайдаллах объявил о создании новой резиденции, для этого было начато строительство нового города Махдии на берегу Средиземного моря. Строительство потребовало колоссальных средств. Налоги пришлось увеличить и ввести новые, такие как налог с поливных виноградников, с искусственно орошаемых земель. Налогом была обложена каждая финиковая пальма, с каждого дерева взималось по четверти дирхема. За городскую землю, на которой стояли частные дома, была назначена арендная плата. Население, уже привыкшее к введенным Абу Абдаллахом кораническим налогам: земельной десятине, садаке налог в пользу нищих; закяту — налогу на благотворительность, подушному налогу с христиан и иудеев и т. д. было возмущено. В городе начались волнения. Но армия быстро навела порядок, кое-где пролилась кровь. Разгневанный генерал с небольшой свитой отправился в Раккаду.
Когда генерал в сопровождении Имрана и Рахмана вошел в аудиенц-зал, там кроме халифа восседавшего на троне, находилось еще несколько человек: Мухаммад — племянник халифа, катиб, хаджиб и телохранители.
— Убайдаллах, — обратился к халифу генерал, — из-за увеличенных тобой налогов начались беспорядки, погибли люди.
Халиф обратил свой удивленный взор на полководца.
— Да, я знаю, — произнес он, — они сами виноваты.
— Почему столь важную вещь, как введение более высоких налогов, ты не согласовал со мной?
Халиф засмеялся. Придворные дружно поддержали его.
— Не много ли ты на себя берешь, Абу Абдаллах? — спросил халиф.
— Когда я завоевал эту страну, я отменил все налоги, кроме коранических. И это я сделал, помня учение ас-сабийя. Теперь ты отменил все, что я сделал. Что обо мне, да и о тебе тоже подумают люди? Разве что-то изменилось в канонах исмаилизма?
— Нет, не изменилось. Но государство нуждается в деньгах, у нас большие расходы. И ты зря беспокоишься, это временная мера. Потом мы отменим эти налоги.
— Отмени их сейчас, — сказал генерал, — не выставляй меня лжецом в глазах народа.
— Мы не можем этого сделать.
— Ты, кажется, забыл, как много я для тебя сделал, Убайдаллах?
— Нет, я не забыл. Но в любом случае советую тебе умерить свой пыл и больше не учить меня управлению государством.
Угроза прозвучала в голосе халифа.
— Ты не должен обращаться к халифу по имени, как к равному, — сказал Мухаммад. — Называй его повелителем.
Генерал молча посмотрел на племянника халифа.
— Я вижу, — сказал он, обращаясь к халифу, — что назрела необходимость нам с тобой, повелитель, обсудить одну важную вещь.
— Говори, — сказал халиф.
— Необходимо это сделать наедине, — добавил генерал.
— Ну что ж, — произнес халиф, обращась к своему окружению, — я не могу отказать в этой просьбе столь заслуженному человеку. Оставьте нас.
Люди, находившиеся в зале, поклонились халифу и вышли. Их примеру последовали и Имран с Рахманом.
— Охрану тоже следует удалить, — сказал полководец.
— Не думаешь ли ты напасть на меня? — криво усмехаясь, сказал Убайдаллах.
— Зачем мне было приводить тебе к власти, чтобы теперь нападать на тебя? Пусть уйдут, это в твоих интересах.
— Времена меняются, интересы тоже, — сказал халиф, но охрану все же удалил.
— Известно ли тебе, Убайдаллах, что-нибудь о власти румийских пап? — спросил Абу Абдаллах.
— Почему ты спрашиваешь об этом? — удивился халиф.
— Папская власть — духовная, она не простирается на светскую и военную сферы жизни общества. Румийский папа — владыка над душами своей паствы.
— Что ты хочешь этим сказать? — ледяным тоном, отчетливо произнес халиф.
— Я предлагаю тебе, Убайдаллах, поскольку ты есть самый главный наш имам, то есть лицо духовного звания, заняться духовным воспитанием этой страны. А светское управление оставь мне, я в этом сведущ, ведь я был мухтасибом в Басре. Ты же не станешь отрицать, что я как никто другой, заслуживаю этого. Итак, ты согласен?
Улыбка зазмеилась в устах Убайдаллаха, он встал и подошел к Абу Абдаллаху. Некоторое время они стояли друг против друга. И каждый пытался внушить противнику свою волю. Были они одного роста и телосложения, и примерно одинаковой силы.
— Неужели, — наконец сказал халиф, — неужели, ты презренный раб, хоть на миг допускаешь, что я соглашусь с этим?
— Я не раб, — сказал генерал, — я свободный человек, в прошлом мухтасиб, а ныне воин. Я думаю, что ты согласишься, Саид! Прости, но я устал стоять, я посижу на твоем стуле, жесткое мне на пользу. Поясница, знаешь ли, беспокоит, лекари так говорят, а ты как считаешь? Правы они или есть другие снадобья? Ты ведь тоже по этой части.
Генерал обошел халифа и сел на трон. Если бы сейчас в зале сверкнула молния, халиф не был бы так поражен. Убайдаллах медленно повернулся и спросил свистящим шепотом:
— Кто рассказал тебе?
— Это не имеет никакого значения, — ответил генерал.
— Что еще тебе известно? — спросил халиф.
— Мне известно все.
— И у тебя есть доказательства?
— Вот протокол твоего допроса в тюрьме Сиджильмасы.
Генерал достал из рукава свиток бумаги и показал халифу.
— Тебе никто не поверит, — с тревогой сказал халиф.
— Поверят, — успокоил его Абу Абдаллах, — население меня любит, а ты настроил их против себя, увеличив налоги. Они будут рады поверить мне. А если ты надеешься на верхушку ас-сабийя, то им будет интересно узнать, как ты предал своих сторонников во время Карматского восстания в Сирии в 285 году и трусливо бежал, бросив всех, в том числе и свою родню, на произвол судьбы.
Сохранявший спокойствие Убайдаллах вдруг потерял присутствие духа. Он занервничал и несколько раз оглянулся на двери.
— Я думаю, — продолжил генерал, — что среди твоих приспешников быстро найдется какой-нибудь новый махди, который с удовольствием займет твое место.
— Чего ты хочешь? — наконец спросил Убайдаллах, сразу подумавший о племяннике.
— Справедливости, — ответил полководец. — Ради нее я завоевал эту страну. Ради нее, когда-то взволнованный речами твоих проповедников, я бросил все и пошел за вами.