Седьмой Совершенный
Шрифт:
— Господин, вот тот человек говорит, что ты должен за него заплатить. Имран с изумлением обернулся.
— Который? — спросил он.
Подавальщик указал на человека сидевшего к нему спиной.
Повелитель правоверных, халиф ал-Муктадир, был человеком невысокого роста; белокожий, коренастый, красивый, несмотря на, маленькие глаза и рыжие волосы. На престол он взошел в тринадцать лет и очень этому был рад, так как избавился от обязанности учить уроки. В детстве отец застал его раздающим сверстникам гроздья винограда. Этого было достаточно, чтобы вынести ему смертный приговор, так как, по мнению ал-Муктафи, маленький наследник, имеющий такое свойство характера, повзрослев, должен был растранжирить государственную казну. Но отец пожалел его.
Халифом он стал в 295 году [103] усилиями вазира ал-Аббаса, который действовал так, послушавшись совета министра ал-Фурата. Коронация ал-Муктадира была незаконной из-за его несовершеннолетия, но законный наследник ал-Мутазза был слишком умен, чтобы придворные допустили его на трон. Главный кади Багдада был казнен из-за того, что отказался присягнуть на верность незаконному правителю.
Но это мало что изменило.
Али ибн ал-Фурат, один из четырех главных министров, был очень умным человеком. Когда встал вопрос о престолонаследии, он рассуждал примерно так: не стоит, делать халифом того, кто знает дом одного, имение другого и сад третьего; того, кто общается с людьми, знаком с жизнью, кого жизненный опыт сделал проницательным человеком, поэтому он рекомендовал ал-Муктадира. Но даже хитроумный ал-Фурат, хорошо знакомый с уловками чиновничьего ремесла тут просчитался, ибо мать халифа, греческая рабыня по имени Ша'аб стала энергично вмешиваться в управление халифатом. Смещала и назначала на посты людей по своему усмотрению и опережала всех в разграблении государственной казны.
103
907 г. Р. Х.
События, о которых идет речь, происходили в конце 299 года. [104] В меджлисе, кроме халифа ал-Муктадира, находились: Госпожа, мать халифа, сидевшая за занавесом; вазиры Али ибн Иса и Али ибн ал-Фурат, в прошлом друзья, а ныне соперники; Абу-л-Хасан, глава дивана тайной службы, а также хаджиб ал-худжаб Наср ал-Кушури. Халиф уже устал от дел и церемоний. Он ерзал на троне, всем своим видом выражая нетерпение. К тому же в гареме его ждал евнух Мунис, у которого ал-Мухтадир проходил курс лечения. Но эмир верующих боялся своей матери, и покорно ждал, когда вазиры выслушают и утвердят людей, которых Госпожа желала видеть при дворе.
104
911 г. Р. Х.
Секретарь, а это был евнух-негр Муфлих ал-Асвад, заведующий личной перепиской халифа, опустил затекшую руку. Вазиры переглянулись и одновременно пожали плечами.
— А что означает это странное выражение на лицах наших вазиров? — спросила из-за занавески госпожа. Она ни к кому не обращалась, но халиф быстро ответил:
— Это означает, что они согласны. Это хорошо. Прием закончен, все свободны.
— Интересно, — вполголоса спросил ал-Фурат у Али ибн Иса, когда они оказались за дверью, — сколько она потребовала за должности?
Но Али ибн Иса не поддержал эту скользкую тему. Он повернулся к ал-Фурату спиной и, сделав знак Абу-л-Хасану, направился к выходу. Наблюдавший эту сцену глава дивана тайной службы вздохнул и последовал за вазиром.
Али ибн Иса был человеком нелюбезным в обращении, а подчас даже грубым. Совсем недавно во время официальной аудиенции он так накричал на известного филолога ал-Ахфаша, что у того свет померк в глазах, и он, не снеся оскорбления, умер от разрыва сердца. Грубость вазира по отношению к ал-Фурату создавала лишние проблемы для Абу-л-Хасана, так как будучи подчиненным Али ибн Иса, он невольно оказывался противником влиятельного и хитроумного ал-Фурата. А ссориться с ним Абу-л-Хасану не хотелось.
Подошел хаджиб и, обращаясь к ал-Фурату, сказал:
— Господин, эмир верующих велит тебе вернуться.
Ал-Фурат усмехнулся. Али ибн Иса был уже довольно далеко, но слух у него был отменный. По тому, как замедлился его шаг, Абу-л-Хасан понял, что тот все услышал.
Абу-л-Хасан почтительно поклонился, ал-Фурату, прежде чем повернуться к нему спиной, и двинулся за своим начальником.
— Ты видел? — спросил Али ибн Иса, когда они прибыли к нему домой. Абу-л-Хасан кивнул.
— Все больше и больше власти забирает, подлец. А ведь когда-то министром я его сделал.
Абу-л-Хасан хотел сказать, что место вазира ал-Фурат занял по наследству, сменив своего брата, но вовремя сдержался. Вместо этого он сказал:
— Может, ничего особенного?
— Как же, — с горечью возразил вазир, — я ухожу, а его зовут обратно. Значит, от меня что-то скрывают. Ох, не нравится мне это.
— Не стоит придавать этому значения, — продолжал успокаивать Абу-л-Хасан.
Вазир крикнул слуге, чтобы тот принес розовой воды. Это навело Абу-л-Хасана на определенные мысли.
— О, уже время обеда, — как бы ненароком заметил Абу-л-Хасан, надеясь на приглашение. Повар вазира славился своим искусством. Но вазир укоризненно глянул на Абу-л-Хасана и тот, спохватившись, едва не ударил себя по лбу.
Вазир постился. После дворцового переворота 296 года, [105] когда сторонники наследника ал-Мутазза, возмущенные узурпацией власти низложили ал-Муктадира, Али ибн Иса, стоявший за спиной ал-Муктадира, едва не лишился жизни. Казнить его не успели, потому что власть ал-Мутазза продержалась всего один день. Но страха, которого натерпелся вазир, ему хватило на всю оставшуюся жизнь. После этого он перестал пить вино, стал набожен и днем постился.
105
908 г. Р. Х.
— Я вам больше не нужен? — осторожно спросил Абу-л-Хасан.
— Мне было бы интересно узнать, зачем вернули ал-Фурата? — глядя в сторону, сказал вазир.
— Вы это узнаете, господин, — поклонился Абу-л-Хасан.
— Можешь идти, — разрешил вазир.
Вернувшись в диван, Абу-л-Хасан потребовал к себе агента, находившегося в аудиенц-зале. Это был один из хаджибов.
Новостей было две. Первая плохая — разговор шел об Али ибн Иса. Когда спросили мнение ал-Фурата, он упрекнул своего коллегу в том, что тот, заботясь о морали людей, подсчитывает, не воруют ли корм у государственных гусей, живущих на багдадских прудах, и в тоже время странно слеп в отношении мизерных налогов, поступающих из Сирии и Египта.
Вторая новость была еще хуже. Говорилось о дееспособности дивана тайной службы. За последний год ни одного раскрытого заговора. Может быть, враги перевелись? Или не засыпают шпионов Кордова и Кайруан? Диван тайной службы проспал заговор 296 года. А ведь эта служба курируется Али ибн Иса.
«Ах, как это нехорошо», — подумал Абу-л-Хасан. До поры он с величайшим уважением относился к ибн Фурату. Это был очень богатый человек. Говорили, что все его движимое и недвижимое имущество составляло сумму порядка десяти миллионов динаров. Жил он на широкую ногу, выплачивал пенсии, ежегодно выдавал поэтам двадцать тысяч дирхемов жалования. От своих агентов Абу-л-Хасан знал, что среди девяти тайных советников, садящихся за стол ал-Фурата, есть четыре христианина. Для огромного количества своих подчиненных вазир держал кухню, которая ежедневно поглощала сотню овец, три десятка ягнят, по две сотни кур, куропаток и голубей. Пища в его дворце готовилась день и ночь. В специальном зале был резервуар с холодной водой и любой пехотинец или кавалерист, полицейский или служащий, появившийся в этом доме мог получить еду и питье.