Седьмой Совершенный
Шрифт:
— А если это не он? — спросил Меджкем.
— Это он, — уверенно сказал Убайдаллах.
Меджкем поклонился и пошел к выходу.
Анна слышала, как вернулся со службы Абу-л-Хасан, но выходить к нему и приветствовать не торопилась. Настроение господина было неизвестно. Выждав определенное время, она спустилась в кухню, перехватив Хамзу, взяла у него из рук поднос с ужином и предупреждая его возмущение, сказала:
— Я тебе уже говорила, подавать еду своему мужу буду я сама.
Управляющий беспрекословно отдал поднос, вернулся на кухню и вполголоса сказал повару.
— Взял служанку на свою голову, пожалел называется. Теперь она мной командует. Воистину говорят, возьми в дом сироту, чтобы он укусил тебя за зад.
Хамза ворчал скорее по привычке, ибо относился он к Анне благосклонно.
— Повар сказал:
— Мне, например, тоже всегда жена кушать подает!
— Иди ты, — притворно удивился Хамза, — а слуги у тебя в доме есть?
— Нет, — сознался повар и засмеялся.
— То-то же, — назидательно сказал Хамза.
— Пойду, погляжу, может еще, чего понадобится.
Он пошел в гостиную, где ужинал хозяин, остановился у открытой двери, не показываясь, впрочем, на глаза и напряг слух.
Абу-л-Хасан в последнее время жил с ощущением смутной и неясной тревоги, какая наступает после крупной жизненной удачи. Удивительно, как устроен человек, всегда он ожидает возмездия. Арест могущественного Ал-Фурата поверг двор в смятение. Его содержание под стражей было окутано такой тайной, что никто, даже Абу-л-Хасан, начальник шпионов не знал, где он находится.
Но какие бы заботы не одолевали Абу-л-Хасана, вид молодой жены с подносом в руках всегда вселял в него чувство умиротворения.
Анна поставила поднос с едой перед мужем и направилась, было к двери.
— Поужинай со мной, — остановил ее Абу-л-Хасан.
— Я не голодна, — сказала Анна.
— Ну, тогда, просто посиди.
Анна присела.
Абу-л-Хасан посмотрел на ее живот и спросил:
— Как он себя чувствует?
— Сегодня он меня ударил, — пожаловалась Анна.
Абу-л-Хасан довольно засмеялся. Налил себе вина и выпил.
— Хочешь вина? — предложил он.
— Наверное, мне нельзя, — отказалась Анна.
— Наверное, — согласился Абу-л-Хасан, — честно говоря, мне не нравится, когда женщина пьет.
На ужин Абу-л-Хасану была приготовлена курица. Он отделил от нее ножку и протянул ее жене.
Анаис помотала головой.
— Дай лучше мне крылышко, — попросила она.
Абу-л-Хасан оторвал крылышко и дал его Анне.
— Что-то я хотел тебе рассказать, — заметил Абу-л-Хасан.
— Что?
— Забыл.
— Ты вернулся озабоченным.
— Нет, не поэтому, — задумчиво сказал Абу-л-Хасан, — а, вспомнил. Вообрази себе, сегодня секретарь докладывает, мол, просится на прием женщина. Я в недоумении, потом почему-то решил, что это ты решила меня навестить на службе. Но нет, входит женщина, лицо закрыто платком. Приветствует меня и протягивает мне бумагу.
Абу-л-Хасан взял из рук женщины свиток, развернул его. Перед ним было высочайший указ о помиловании Имрана ибн Юсуфа. Абу-л-Хасан от удивления потерял дар речи. Он изучал этот документ долго, до неприличия. Затем вернул его посетительнице и спросил.
— Зачем ты сюда пришла? Чего ты хочешь?
— Я ищу этого человека, — робко произнесла женщина.
— А почему ты пришла ко мне, тебе надо идти в полицию.
В полиции я уже была, господин, — пояснила женщина, — меня принял сам начальник полиции господин Назук.
— Сначала я ей не поверил, — сказал Абу-л-Хасан, — Назук мнит себя такой важной персоной, что простолюдину попасть к нему на прием практически невозможно. У меня возникло подозрение, что ее ко мне подослали, что это начало интриги. В последнее время я живу в ожидании ответного хода со стороны ал-Фурата. То, что он в тюрьме, ничего не значит. Потом женщина сказала, что она просидела возле здания полиции неделю, пока над ней не сжалился кто-то из дежурных офицеров, и не пустил ее к Назуку. Тогда я успокоился и спросил, почему она вообще решила искать мужа в Багдаде. Она резонно указала на печать канцелярии халифа.
Абу-л-Хасан замолчал, выпил вина и принялся есть. С интересом слушавшая рассказ Анна от нетерпения заерзала на месте. Абу-л-Хасан удивленно посмотрел на нее.
— Тебя что-то беспокоит? — спросил он.
— Что же было дальше?
Абу-л-Хасан пожал плечами.
— Я сказал ей, что не могу ей ничем помочь, так как не имею сведений о местонахождении ее мужа.
— Мужа?
— Мужа, разве я не сказал, это была его жена.
— И что же она?
Она ушла.
— Как ушла, — расстроилась Анна, — куда ушла?
— Я не знаю, — раздраженно ответил Абу-л-Хасан, вдруг почувствовавший глупейшее чувство ревности. Нельзя же, в самом деле, ревновать жену к женщине, хотя дело здесь вовсе не в жене Имрана, а в нем самом.
— Нельзя ли ее разыскать? — спросила Анна.
— Почему тебя так беспокоит ее судьба? — холодно спросил Абу-л-Хасан.
— Ей нужно помочь, — жалобно сказала Анна, — пошли людей, чтобы ее разыскали.
Едва сдерживаясь, чтобы не закричать Абу-л-Хасан сказал:
— Я ничем не могу ей помочь, я действительно не знаю, где этот человек, это, во-первых, во-вторых, начальник тайной службы не может позволить себе такую роскошь, как знакомство с сомнительными людьми и участие в их сомнительных делах.
— А я думаю, что сомнительные дела надо доводить до конца, — тихо сказала Анна.
Абу-л-Хасан дернулся, как от пощечины. Только беременная жена могла позволить себе безнаказанно такую дерзость.
— Спасибо за ужин, — сказал Абу-л-Хасан, — иди ложись спать.
— Ты не поможешь ей? — спросила Анна.
— Нет, — резко ответил Абу-л-Хасан.
Анна тяжело поднялась и пошла к выходу.
Вслед сказал:
— Я не могу сейчас ничем рисковать, пойми это.
В дверях Анна обернулась и попросила: