Седьмой Совершенный
Шрифт:
Главарь усмехнулся.
— В твоем возрасте не следует быть таким наивным. Я думаю, что твой компаньон будет рад избавиться от тебя. Так что ты не убедил.
«Умен, мерзавец», — подумал Ахмад Башир. Его жизнь зависела от красноречия. Надо было найти слова. От горящего корабля волнами накатывал жар. Ахмад Башир облизнул пересохшие губы и, попросил воды. «Воды у тебя скоро будет вдоволь» — заметил пират, чем вызвал новый взрыв хохота окружающих.
— Я вижу, что ты хорошо знаешь человеческую породу, — сказал Ахмад Башир.
Пират кивком поблагодарил за похвалу.
— Но мой компаньон заплатит, потому что я ему задолжал столько, что ему невыгодна моя смерть. Он заплатит, чтобы получить выданный мне кредит обратно.
— В твоих словах есть рациональное зерно, — согласился капитан, — но дело это хлопотное. Так что не обессудь.
Ахмад Башир посмотрел на девушку. В этом взгляде была его последняя надежда. То что он пытался ей внушить глазами, не поддается словесному описанию.
Девушка дотронулась до капитана, и что-то сказала ему. Между ними произошел короткий разговор и капитан сказал Ахмад Баширу.
— Тебе несказанно повезло, моя кузина просит за тебя. Отчего то ей взбрело в голову, что ты похож на ее безвременно усопшего отца. Хотя она не может этого помнить так как ей было всего два года, когда он умер. Но я не могу ей отказать. Ты остаешься. Условия и сумму выкупа мы оговорим позднее.
«На отца — это обидно» — подумал Ахмад Башир.
— Уведите его, — распорядился капитан.
Ахмад Башира увели и заперли в трюме. Там он нашел воду и опрометчиво напился.
Мы не будем описывать чувства, посетившие Имрана, после того как он открыл глаза и обнаружил себя лежащим в тюремной камере с цепями на руках. Ибо чувства эти мы не раз описывали на страницах нашего романа. Впрочем, они известны всем, кому довелось посидеть в тюрьме. Ничего нового в ощущениях узника за прошедшую тысячу лет не прибавилось. В цепи его заковали по приказу все того же караульного офицера, который обнаружил, что на арестованном вдруг исчезли все следы побоев. Ревностный служака решил перестраховаться; поместил арестованного в отдельную камеру и приказал заковать его в кандалы.
Скажем только, что Имран слово в слово повторил замечание Ахмада Башира, которое тот произнес, стоя на палубе и глядя в спину удаляющегося товарища. Имран сказал: «Мир состоит из семи дней, просто они всегда повторяются». Правда, подумав, он добавил: «Было бы лучше, если они повторялись не все или хотя бы не так часто.» Поднялся, подобрал цепи, пошел к двери и постучал в нее.
— Чего надо? — отозвался надзиратель.
— За что меня посадили? — спросил Имран.
— А я почем знаю, — ответил надзиратель.
— Зачем же тебя здесь поставили, придурок?
— А вот я сейчас дверь открою, и сразу станет ясно, кто из нас придурок, — пригрозил надзиратель.
— Кажется, ты мне угрожаешь физической расправой, — констатировал Имран.
— Кажется, ты угадал, — глумливо произнес надзиратель.
— А знаешь ли ты, безголовый, что ты не имеешь права бить заключенных, и что за это ты можешь быть подвергнут хадду в судебном порядке.
— Чему подвергнут?
— Хадду, наказанию.
— Ишь, умник, какой, — опасливо проговорил охранник, — и вообще не положено мне с тобой разговаривать.
Дверь отворилась, и в камеру вошел давешний врач, чтобы сменить повязки на Имране. Но размотав грязные бинты он воскликнул, «Аллах акбар», и подул на свои плечи. После чего поспешил удалиться, потому что на заключенном не оказалось ни одной царапины.
Имран отошел от двери, сел в углу на корточки и задумчиво сказал вслух.
— За что же меня в этот раз посадили?
Между тем по городу поползли слухи. В торговых лавках, в ремесленных мастерских, в подворотнях, в закусочных, люди судачили о том, что в Медине появился махди. Ночью, в дервишеской ханаке, он в диспуте сразил лучшего полемиста из суфиев. Затем, когда дервиши набросились на мессию, избили и сдали его в полицейский участок, он чудесным образом исчез, но вновь появился без единой царапины на теле. И теперь власти, опасаясь махди, держат его закованным в цепи в глубоком подземелье.
Кади Медины был человеком решительным и скорым на суд. Получив из полицейского участка составленный на Имрана протокол, он сразу квалифицировал для себя дело по статьям: государственная измена, лжепророчество и подрыв священных устоев Аббасидского халифата, что влекло за собой смертную казнь для преступника. Судебное разбирательство было назначено на следующий день. Но накануне вечером кади неожиданно посетил наместник Медины.
— Дорогой друг, — сказал судье наместник, — зная вашу честность и принципиальность в делах фикха, я не буду просить вас об одолжении. Но лишь скажу о некоторых опасениях, которые возникли у меня, как у человека поставленного заботиться о порядке города. Чернь, которая, как известно, всегда недовольна существующей властью, опять зашевелилась. Полиция докладывает, что началось это сразу после ареста лжепророка.
Судья сочувственно покивал головой, он никак не мог взять в толк, чего от него хочет наместник.
— Мне известно, что на завтрашний день назначено судебное разбирательство человека обвиняемого в государственной измене. Я не буду спрашивать, какой приговор вы ему вынесете. Вы не ответите, да и я не имею права на такие вопросы. Но мне так же известно, что наказание за это преступление одно — смертная казнь.
Кади сидел с невозмутимым лицом, не желая ни подтвердить, ни опровергнуть слова наместника.
Наместник продолжал:
— Соглядатаи доносят о том, что по городу ходят слухи, мол, появился Махди, но власти города схватили его и скрывают от народа. В любое другое время, я не обратил бы на это никакого внимания. Знаете, как говорится «собака лает, караван идет». Но сейчас, в предверии священного месяца, когда в Медину начинают стекаться толпы паломников на хадж, смертная казнь была бы крайне нежелательна. Даже если преступник и лжепророк.
Кади пожевал губами и поблагодарил наместника за оказанное внимание.
— Я поступлю так, — сказал он, — как будет угодно Аллаху.
— Я уверен, что вы поступите правильно, — сказал наместник.
Воля Аллаха выразилась в том, что на следующий день Имран был приговорен к каторжным работам и сослан на соляные копи.
В этот день Абу-л-Хасан специально задержался на службе дольше обычного, чтобы заставить жену поволноваться. Он вернулся домой, когда уже начинало темнеть.
Вид управляющего сразу вызвал в хозяине дома нехорошее предчувствие.
— Что случилось? — спросил Абу-л-Хасан.