Секрет государственной важности
Шрифт:
«А здесь еще эта мерзкая женщина», — морщился Оскар Казимирович, и не без основания: «мерзкая женщина», сестра милосердия, болтала без умолку.
— Наш корабль, — вещала она в обычном своем духе, — захватили привидения. Сейчас они ходят по палубе, сидят в наших каютах, лежат в наших постелях… Гремят кости, звенят цепи, трепещут белые одеяния… Души погибших в море собрались на свой пир. Наверно, там командует новый капитан. Капитан-смерть…
— Лидия Сергеевна, — Гроссе брюзгливо выпятил губу, — извините, дорогая, но вы говорите глупости, неприятные глупости. Почему вдруг
— А потому, что вы иконы с него сняли, — проворчал поручик Сыротестов, — вот вам и пожалуйста. — Ему было наплевать на привидения, а сказал он это в защиту Лидии Сергеевны.
Капитан еще больше помрачнел.
— По русскому обычаю нельзя оставлять иконы на гибнущем корабле, — возразил он. — Грешно-с, так православные не поступают.
— Мужчины, — не унималась Веретягина, — я предлагаю поход к привидениям. К ним в гости, на новоселье. Возьмем бутылку коньяку, разопьем с ними… Я объявляю поход сегодня ночью; захватим икону…
— Лидия Сергеевна, — повысил голос Гроссе, — я прошу вас прекратить это. Вы святотатствуете. Нехорошо-с, грешно-с… — Он заволновался и стал перекладывать с места на место резиновый кисет с табаком.
— Оскар Казимирович, откушайте, — послышался угодливый голос буфетчика, вошедшего с блюдцем малины. — Свежая, матросы из лесу вам принесли.
Капитан молча посмотрел на ягоды и, обычно столь вежливый, принялся за них, не предложив даже даме.
Впрочем, Веретягина не обратила на это внимания. Слегка раскачиваясь, она декламировала:
Как тяжко мертвому среди люден,Живым и страстным притворяться!Но надо, надо в общество втираться,Скрывая для карьеры лязг костей…Скучно мне… Мне кажется, я тоже мертва… И вы… Как скучно мне… Вы принимаете мое предложение, поручик, мой верный рыцарь? Мы славно развлечемся на пароходе.
— Я запрещаю! — Гроссе ударил кулачком о стол. — Без моего разрешения никто не смеет… — Он покраснел и задохнулся.
— Друг мой, никто не намерен покушаться на ваши права, — вмешался Сыротестов, — однако… ваше поведение не… не… — Он искал слова. — Вы должны быть джентльменом в присутствии женщины. Я вынужден напомнить вам об этом.
Сыротестов и на берегу не почувствовал себя увереннее: тревога о миллионах давала знать. Он был зол. Капитана он тоже считал основным виновником аварии, хотя продолжать экспедицию для наказания партизан уже не думал. Какого черта! Пушнина, его главная цель, была здесь, рядом. Разве он мог покинуть пароход? Поручик с нетерпением ждал момента, когда заставит матросов и солдат перевезти на берег драгоценные соболиные шкурки. Тогда он будет знать, что делать. Но это потом. Пока же занимал время тем, что привычно пристраивал к своей фамилии графский титул.
Сыротестов не хотел больше думать про поимку партизан, но это совсем не значило, что он их не боялся. Страх, мучительный и липкий, не оставлял его с момента вступления на землю. И опять прежде всего из-за пушнины. «Если я перевезу меха на берег, — думал он, — а партизаны вызнают, они непременно нападут на нас… Кто же не позарится на золотые шкурки!» Ему казалось, что тайга, окружающая бухту, угрожала ему со всех сторон днем и ночью. Ему мерещилось одно и то же: из леса, стреляя на ходу, бегут люди, окружают лагерь… Что будет дальше, он боялся даже представить.
Причины аварии на «Синем тюлене» поручик так и не понял. Капитан Гроссе из каких-то своих соображений не стал посвящать его в подробности. Но, перебирая в памяти события последних дней, он вспомнил слова старшего механика Фомичева о злоумышленниках. Тогда на пароходе погас электрический свет, и механик убежал, не успев договорить «Надо будет расспросить его при первом удобном случае», — решил Сыротестов.
А Лидия Сергеевна вконец разобиделась.
— Пешего сокола и галки дерут, — язвила она Гроссе. — Какой он капитан на берегу? Сергей, вы прикажите солдатам, они арестуют этого плебея! — Веретягина пьяно указала пальцем на Оскара Казимировича. — Он смеет стучать кулаком, он смеет… — И в один прием выпила большую рюмку. — Господин Тадзима, ваше слово… Как смотрит на это японское командование?
— Капитан всегда есть капитан, — осклабился японец. — Первый после бога. Не надо здесь делать ослушание. Японец всегда уважает власть.
При любых обстоятельствах сохранять спокойствие — это было давним правилом Тадзимы. Если ему казалось, что внешние силы могут вывести его из равновесия, он старался думать о чем-нибудь отвлеченном, постороннем, необычном. Два года назад он прочитал статью немецкого ученого о влиянии длины кишок на психологию человека и теперь любил поразмышлять над этим. Немецкий ученый утверждал, что кишки арийца длиннее на один метр кишок остальных людей. Хорошо это или плохо?.. Ведь более длинные кишки — особенность травоядных…
Тадзиму, естественно, интересовала длина самурайских кишок. По его мнению, они были короче, чем у всех прочих. Он даже запомнил наизусть подходящую цитату и повторял ее всегда, когда требовалось поддержать спокойствие духа. «То, что придает волку ненасытную алчность, то, что заставляет его бросаться на всякую добычу, забывая об опасности, почти до утраты чувства самосохранения, — это короткость его кишок. Незначительная длина кишок имеет следствием неполное усвоение пищи организмом волка. Пища, так сказать, почти только проходит через кишки волка. Отсюда возникает неутолимая потребность в питании, ненасытная алчность. У меня, как у всякого благородного самурая, должны быть короткие кишки», — убеждал себя капитан Тадзима.
А Лидия Сергеевна тем временем продолжала препираться с Оскаром Казимировичем насчет поездки к привидениям на «Синий тюлень», стараясь натравить на него Сыротестова.
— Вы, поручик, виноваты больше всех, — неожиданно перешел в нападение Оскар Казимирович. — Надо было допросить злоумышленника, о котором вам говорили. Ваши коллеги на Полтавской умеют это делать.
Сыротестов не захотел спорить и только спросил:
— Как его фамилия?
— Никитин, Никитин, — сердился капитан. — Сколько раз нужно повторять!