Секрет государственной важности
Шрифт:
— Я займусь, — пробурчал поручик, — будьте уверены, капитан, я заставлю его говорить.
— Не забудьте и этого мерзавца, Курочкина. Если он не исправит свои аппараты… И вообще надо следить за людьми. Когда рукам нечего делать, начинает работать голова.
Федя в это время тихонько споласкивал тарелки и с тревогой прислушивался к разговору. Никитин…
Надо немедленно предупредить Виктора… Ровно через пять минут Великанов снова вернулся к своим тарелкам.
И экспедиция Лидии Сергеевны на пароход совсем не нравилась Феде. А вдруг она настоит на своем, тронутая баба!
Пожалуй, больше всех думал об исчезновении американца Тадзима. А вдруг он остался на пароходе? В то, что проповедник мог утонуть, японец верил и не верил. Сейчас он больше всего хотел бы узнать это наверняка. Но не надо волноваться. Общество Лидии Сергеевны его раздражало, мешало сосредоточиться.
Старший помощник Обухов был молчаливее, чем всегда. Он подолгу неподвижно сидел на табуретке и смотрел вниз, словно рассматривая носки сапог. Его тяготила непривычная обстановка и безделье, осточертела Веретягина: «Доймет она нас своими покойниками и привидениями!» Вряд ли его интересовал и остальной разговор в избе. После обеда Валентина Петровича всегда клонило ко сну; как и всякий старпом, он любил выбрать для этого часик среди дня.
Федя же сегодня был очень доволен своей должностью. Перемывая посуду, прислуживая за столом, он оказался в курсе многого, что тут было задумано. Настроение у него было и тревожное и приподнятое. Теперь их четверо, радовался он. Мысль, что они вот-вот сломают все задуманные здесь планы, переполняла радостью все его существо.
Великанов понимал, что настоящая борьба только начинается; как пойдут дела дальше, утверждать трудно. Но теперь он не один, и у них есть свой план.
Вечером, когда совсем посинело небо, у перепада речки раздался крик кабарги. Где-то в кустах ответно проплакал филин.
Трое друзей встретили Таню, вывели лодку-унимагду и, не теряя времени, двинулись к пароходу. Никитин и Ломов работали веслами с лопастями о два конца. Федя сидел за кормовым веслом, как и подобало капитану. У Тани воинственный вид: перепоясана патронной лентой, с отцовской двустволкой. Девушка расположилась на носу возле деревянного лебедя, в руках у нее берестяная корзинка.
— Поди, харчишки взяла? — поинтересовался Ломов. — Зачем? На пароходе полны кладовые!
— Какие это харчи! — Таня, отвернув платок, показала край пирога. — Так, перекусить на ходу. Ночью пекла.
Белогвардейский лагерь спал. Только в избушке светились окна. У одной из палаток дозорный солдат курил махорку. Когда он затягивался, кончик самокрутки светился, как раскаленный уголек. Вряд ли он заметил черную продолговатую тень, скользнувшую из узких ворот лагуны в море.
Лодочку изрядно покачивало. Волны одна за другой подкатывали под плоское днище и высоко приподнимали то нос, то корму. Вскоре под ногами заплескалась вода, просочившаяся сквозь пазы, — Ломову пришлось взяться за жестяную кружку — отливать воду. Иногда лодку встряхивало, и Таня крепко прижимала к себе корзиночку с пирогами.
— Что за чертовщина! — вдруг сказал Федя. — Толькочто был виден пароход…
Остальные в лодке повернули головы: парохода не было…
Сырой тяжелый туман, внезапно наваливший с моря, затопил, растворил судно. Сопки, черная полоса берега, огоньки в избушке тоже исчезли.
«Куда держать?» — размышлял Федя. Он ощупывал в кармане круглый школьный компас и казнился, почему не заметил направление, пока «Синий тюлень» был на виду.
— Что будем делать, ребята? — спросил Федя.
— Только не обратно, — отозвался Ломов.
Федя повертел в руках свой компасик, подумал. Лодку сильно швырнуло на волне. Таня вскрикнула и еле удержалась на скамейке, ухватившись за лебединую шею. Ломов снова взялся отчерпывать воду.
— Греби, не то развернет лагом, опрокинет! — крикнул Великанов, торопливо помогая кормовым веслом. — Будем искать пароход.
Напряженно прислушиваясь, они плыли в тумане, как в молоке. Время шло медленно. И как бы не вынесло в море…
— Берег! Я слышу прибой. — Ломов показал влево. — Тише, ребята, суши весла.
Сомнений не было, прибой рокотал совсем близко.
— Значит, вышли к северному берегу бухты, — сказал Федя. — Пройдем буруны, за ними…
Но тут белый, как в бане, пар-туман потемнел над головами мореходов.
— Пароход! — крикнул Виктор Никитин, даже пригнувшись от неожиданности.
Все заметили, что сразу стало тише: корпус судна прикрыл лодку от идущей с моря зыби.
— Это не «Синий тюлень», — сказал Федя, когда лодка с легким стуком прислонилась к железной стенке. — Пробоина и ржавый. — Он ощупал борт. — Это тот, что еще до войны на камни мыса Звонарева наткнулся. Забыл, как звать, иностранец какой-то.
— Да, — отозвался Ломов, тоже потрогав железо. — Одна ржавчина… А что, если здесь переждать? — несмело предложил он. — Отсюда к нашему-то недалеко, но сейчас по морю бродить — до беды недолго. Давайте подождем, может, хоть чуть получше будет видимость.
— Согласен, — кивнул Федя. — Ну-ка, подгребайте в эту щель.
Лодка медленно вошла в разверстое чрево парохода. Волны гулко ухали в него. От ударов дрожали железные бока.
Таня робела, ей казалось, что эта гора железа не выдержит и обрушится. Вспыхнул свет фонарика. Сначала показалось, что лодка в ржавой пещере. Присмотревшись, увидели по бортам шпангоуты.
— Здесь была машина, — сказал Никитин. — Вон трап, остатки решеток, а там световые люки.
— А машины на берегу, — оживилась Таня. — Я сама видела. Их уже песком занесло. Наверно, про этот пароход отец рассказывал. Матросы тут сарай построили, когда спасать судно хотели. В сарае полно всяких шестеренок, болтов, гаек… большие… — Девушка показала руками. И поежилась: — Озябла я.
— Лодку здесь привяжем, — скомандовал Федя. — Поищем камбуз. Может, цел остался, погреемся. — Он ласково посмотрел на Таню. — Гляди-ка, лицо совсем синее.