Секрет государственной важности
Шрифт:
— А чем топить? — спросил Ломов.
— Найдем; чтоб на пароходе да не сохранилась какая-никакая деревяшка…
Оставив лодку у ступенек, стали подниматься по железным лестницам.
— Смотрите, уголь! — Никитин показал лучом фонарика на черные кучки на стрингерах. — На неделю хватит.
Машинист шел впереди, осматривая и ощупывая каждую подозрительную ступеньку.
Подъем на палубу оказался нелегким делом — словно восхождение на Авачинскую сопку. Не раз приходилось перелезать через опасные трещины и разрывы.
Ломов снял курточку и, завязав рукава, стал собирать уголь.
Коридором они вошли в большое помещение.
— Кают-компания, — определил Федя, — а здесь трап к капитану.
— Пойдемте к капитану, — предложила Таня. — На минутку… Мне хочется посмотреть, что там.
Поднялись еще повыше. Дверь в каюту сорвана. Деревянная обшивка почти вся осыпалась. Из мебели остался покореженный письменный стол, в спальне — широкая деревянная кровать с панцирной сеткой. К большой радости друзей, в каюте стояла чугунная печка. Труба выходила в один из иллюминаторов.
— Ну вот, теперь у нас все, что надо, — довольно сказал Федя. — Топи печь, Виктор, по твоей части… А я иллюминаторы закрою.
Только два иллюминатора в капитанском жилище оказались с целыми стеклами. Остальные разбиты или задраены глухарями. У Тани в корзинке, кроме пирогов, нашлись свечи. Одну зажгли, поставили на стол.
Никитин молча вынул нож и стоя принялся щепать лучину из планок обшивки. Ломов заметил на полу полотнище двери и приставил его на место.
Таня осмотрелась кругом, вздохнула.
— Капитан, наверно, старый был, опытный… а нашелся и на него камень.
Сухие щепки ярко разгорелись. Никитин насыпал сверху угля. Скоро Феде и Сергею пришлось сбросить суконные куртки, а Таня развязала платок.
Друзья устали, переволновались, и не мудрено, что заснули, едва дожевав пирог.
Их не беспокоили глухие раскаты прибоя, гудевшие в пустом корабле, будто в раковине.
Первым проснулся Сергей Ломов. Он поднял голову и прислушался. Прибой по-прежнему бился в борта. В каюте сыро, холодно и полутемно. Бледный рассвет еле сочился сквозь иллюминатор с уцелевшим стеклом.
Ломов вышел наружу. Туман стоял стеной. Железная палуба, надстройка — все сырое, на всем осела влага. Это не удивило матроса. Какой моряк не знал, что в этих местах туманы особенно густеют под утро. И все-таки с рассветом лучше. Вот уже можно рассмотреть фок-мачту с обрывками такелажа, темные провалы трюмов…
Сергей разбудил товарищей, когда печка в капитанской каюте снова разогрелась, задышала теплом.
— Чайку бы… — сладко потянулся Никитин. — Со вчерашнего дня ни капли во рту. И Танюша на рыбу в пирогах соли не пожалела…
— Вода есть, — ответил Ломов. — Дождевая. А вот чайник…
— Поищем и чайник. Где тут камбуз? — спросила Таня. — Пойдемте, все это очень интересно.
Обход начали с буфета. Таня первой увидела на штормовых крючках три совершенно целые фарфоровые чашки. В кают-компании нашлись два медных чайника, но они оказались никуда не годными — сплошные дыры.
Посередине камбуза стояла несокрушимо, как крепость, чугунная плита. Среди кастрюль, больших и маленьких, одна оказалась совсем хорошей. Видимо, в ней было что-то жирное, и это сохранило металл.
Воду взяли в штурманской рубке. Пароход стоял с небольшим креном, и она скопилась на правом борту. На вкус вода отдавала ржавчиной, но никто не привередничал.
— Даже полезно, — заявил Великанов, — доктора железо прописывают…
С аппетитом уничтожили остатки пирога, запивая кипяточком.
— Ох, этот туман!.. — вздохнул Федя, вынимая старинные отцовские часы. — Подождем до полудня, авось поредеет. Но как только чуть видимость — в лодку и за весла. Упустим время — с берега могут заметить. Выходит, все не так просто оборачивается… Вот что, друзья, — обвел он взглядом товарищей, — надо вахтенного на палубу поставить.
— Правильно, капитан! — одобрил Ломов. — Давай меня первого.
Матрос тут же вышел. Никитин, прихватив самодельный мешок, отправился за углем.
Великанов и Таня остались одни. С минуту прошло в молчании. Потом они как-то враз посмотрели друг на друга.
— Ты рад, что встретил меня? — спросила Таня.
— Очень, — стараясь опять не покраснеть, ответил Федя. «Это самая большая удача в моей жизни», — подумал он, любуясь каштановыми косами, уложенными короной. Он хотел сказать еще что-то, сам точно не зная что, но послышались торопливые шаги, особенно гулкие на пустом судне.
В каюту вошел Сергей Ломов.
— Наш «Тюлень» проглядывается! — звучно доложил он, мельком отметив смущение молодого капитана и девушки. — Никитина я уже позвал.
Стали собираться.
Спустившись к лодке, они при свете лучше разглядели грустную картину. Когда-то тут работала умная машина, а теперь — запустение. Днище распорото острыми камнями, занесено песком. Вверху, на поперечной балке, висели забытые ржавые тали… Остатки железных трапов и решеток… И мерные гулкие удары моря. Но теперь они были слабее и тише.
— Хорошая иллюстрация к урокам по морской практике, — пробормотал Федя, оглядывая мертвое судно. — Не хотел бы я когда-нибудь…
Оставив без сожаления железную пещеру, дружно заработали веслами. Из-за пелены холодного тумана все отчетливее вырисовывались очертания «Синего тюленя».
На черном борту парохода висел забытый штормтрап. Первым на палубу взобрался Ломов и помог девушке. Никитин, ступив на борт, сразу бросился в машинное отделение, а Федя — в каюту старшего помощника.
И так, вентиль отработанного пара на батарее закрыт.