Секрет государственной важности
Шрифт:
Таня несколько раз ударила тяжелым ключом по упрямому барашку. Удача, наконец-то!
Девушка распахнула иллюминатор и высунула голову. Сначала она не могла увидеть ничего утешительного. Кругом туман, внизу — черная вода. Даже нельзя понять, движется пароход или стоит на месте.
Еще раз внимательно все оглядев, Таня заметила слева какие-то веревки. Это были тали спасательной шлюпки. Они спускались почти до самой воды. Веревки мерно покачивались, то приближаясь, то удаляясь от иллюминатора. Когда команда покидала севший на мель «Синий тюлень»,
А что, если попробовать выбраться из каюты с помощью этих талей? Девушка протянула руку: не хватило самую малость — всего на ладонь. Таня выждала, когда один из блоков шел на нее, изловчилась и поймала. Пучок крепких манильских веревок должен был стать для нее спасением.
— Открывай, буду рубить дверь! — вновь послышался пьяный голос.
— Вы не посмеете портить капитанскую каюту, — отозвалась девушка. Сейчас она чувствовала себя гораздо смелее. — Вы дурак, Гроссе будет жаловаться адмиралу Старку.
Дверь затрещала под яростными ударами, лейтенант вот-вот ворвется в ванную. Ухватившись обеими руками за спасительную веревку, Таня вылезла из круглого иллюминатора и проворно вскарабкалась по талям на шлюпочную палубу. Было ли ей страшно? Нет, она даже не почувствовала опасности, когда раскачивалась над зыбкой поверхностью моря. Главная опасность там, в каюте, — пьяный лейтенант.
Очутившись на палубе, девушка первым делом вытащила тали, хотя вряд ли лейтенант смог бы ими воспользоваться — иллюминатор не был достаточно широк для него.
Угроза была в другом. Взломав дверь, офицер сообразит, что произошло. Начнутся поиски. Спрятаться! Скорее, скорее! Тут где-то была кладовка. Таня приметила ее еще утром. Вот она! Девушка увидела полуоткрытую железную дверь и проскользнула в кладовку. Здесь хранилось разное боцманское имущество: старые концы, клинья для задрайки трюмов, фонари, разрозненный комплект сигнальных флагов, дырявые брезенты и другой хлам, который вроде бы и выслужил свои срок, однако моряку расстаться с ним жалко.
Девушка прихлопнула дверь и мигом укрылась за ворохом каких-то парусиновых чехлов. Затаив дыхание она прислушивалась к звукам снаружи. Кто-то в тяжелых сапогах прошел совсем рядом. Чьи-то едва слышные голоса… В кочегарке шаркает лопата… Таня считала, что пароход по-прежнему в руках лейтенанта, и теперь думала: что произойдет после того, как взбешенный офицер не найдет ее в ванной? Он, конечно, заглянет в иллюминатор, увидит тали и обо всем догадается. Что тогда станет с ней… Таня вспомнила отца; если бы он знал, что переживает его дочка… А что с ее друзьями? Где Федя? Девушка старалась представить, что делается на судне, но не могла. Куда ведут пароход? Лейтенант сказал, что в бухту Безымянную. Там каратели… Бедный Федя, он так хотел быть капитаном!.. И вдруг вернется Гроссе, этот противный маленький старичок, и все будет по-старому. Этого нельзя допустить…
Девушка почувствовала голод. Завтракала она рано утром, а сейчас время близится к полуночи.
Проложив курс и убедившись, что судно идет куда следует, Федя оставил на руле Ломова и вместе с военными моряками бросился к капитанской каюте. Она закрыта на ключ. Потапенко с треском высадил дверь. В капитанском кабинете сразу кинулся в глаза сбившийся, смятый ковер. Полированный стол весь в пятнах от водки. На обрывке серой промасленной бумаги валяются куски хлеба, ломтики колбасы и сыра. Тут же пустые бутылки из-под виски. Из переполненной пепельницы на стол просыпались окурки и пепел.
На бархатном диване протяжно похрапывал американский проповедник в штиблетах и сюртуке. Под голову он подложил капитанскую подушку, тучную и мягкую, как разъевшаяся купчиха. Федя на секунду присмотрелся, и ему показалось, что веки Фостера вздрагивали. Но сейчас не до него. Где Таня? Крики… Это из спальни. Федя — туда. Пьяный лейтенант, стоя спиной к двери ванной, ругаясь, бил каблуками по филенкам…
— Поставлю к стенке, добром открой, девка! — вопил он. — Слышь? К стенке!..
Как коршун налетел на офицера Великанов. Они вместе свалились на пол. Лейтенант извивался, пытаясь достать из кармана пистолет. На помощь Феде подскочил Потапенко. Выстрел, и все было кончено.
— Таня! — Тяжело дыша. Великанов постучал в дверь. — Танюша, отвори… это я, Федя. (Тишина.) Это я, не бойся, открой.
Молчание.
Великанов тревожно оглянулся на товарищей.
— Ломаем дверь, атаман, — сказал Потапенко, — как бы Таня руки на себя не наложила.
Несколькими ударами винтовочного приклада он выбил, нижние филенки. Федя с трудом пролез в ванную. И тут же возвратился, открыв дверь. Лицо его исказилось от волнения.
— Ее нет! — воскликнул Великанов. Все вместе еще раз обшарили каюту, потом вернулись в ванную.
— Танечка! — вдруг крикнул Федя, только сейчас обратив внимание на открытый иллюминатор. У юноши сердце зашлось от испуга: «Выбросилась!» — Танюша! — звал он в иллюминатор…
И тут Федя заметил пустые шлюпбалки… Мгновение — и мысли завертелись в другую сторону.
На выведенной за борт шлюпбалке забытые тали болтаются до воды. Но где же носовые? Они должны висеть совсем рядом с иллюминатором.
«Черт возьми! Отсюда до них можно достать рукой, — прикинул Великанов. — Молодец Таня! — На душе сразу отошло. — Она на пароходе!»
Тут Федя почувствовал, что кто-то тянет его за рубаху.
— Ты не застрял? — спросил Потапенко, когда Великанов обернулся. — Узковато для тебя, плечи-то вон какие!
— Таня там, — сказал Федя и ткнул пальцем в потолок. — Я уверен, она выбралась по талям… Таня наверху. Я пойду искать.
— Ищи, атаман, — ответил матрос. — А мы здесь с Максимом порядок наведем… Попа американского куда денем?
— Под домашний арест в своей каюте, — подумав, сказал Великанов. — Согласны?
— Пусть так, — кивнул Потапенко. — А дальше в партизанском штабе решат.