Секрет государственной важности
Шрифт:
— Там партизаны! — Лидия Сергеевна схватила за рукав Сыротестова. — Ему нельзя!
Сыротестову и самому хотелось на пароход, к соболиным шкуркам, но страх перед партизанами перевесил. Он промолчал и отвернулся.
— Ему нельзя, а мне можно, — нервно передернулся капитан, не зная, на что решиться.
К спорящим приблизился японец.
— Я еду с вами, господин Гроссе, — заявил он. — Японского офицера никто не посмеет тронуть. Я представитель японского командования. — Тадзиму тоже влекли шкурки, кроме того, он решил удостовериться в гибели американского проповедника.
— Старпом,
После того как шлюпка отошла к пароходу, машинист Безбородов вспомнил об ороче. Тот, попыхивая трубочкой, приспосабливал на галечном берегу жерди для сушки рыбы.
— Идем чай пить, — позвал Безбородов, — отсырел небось в тумане-то…
— Спасибо, — сказал ороч. — Моя чай пить любит.
В избе царило молчание. Чем кончится поездка капитана? Лидия Сергеевна курила, закутавшись в пуховый платок. Стремницкий — второй помощник — и второй механик Ястребов, чтобы скоротать время, баловались картами в подкидного дурака. И вообще немногословный Стремницкий был в последнее время особенно молчалив. Буфетчик, перекинув через плечо полотенце, перетирал посуду. Поручик Сыротестов подвинул табуретку к окну и, глядя на море, зажигал папиросу от папиросы.
— Сюда, Николай Григорьевич, — пригласил машинист ороча. — Садись, не стесняйся… Евграф Спиридонович! — позвал он буфетчика.
— Здравствуй, — негромко сказал ороч и присел на край скамьи.
Буфетчик, глянув на гостя поверх очков, взялся за чайник.
— Сережа, кто это? — недоуменно спросила Лидия Сергеевна, подняв брови.
— Это местный житель, мадам, — объяснил Фомичев, доставая из сундучка заветную фляжку рома. — Туземец. Очень полезный человек.
— Туземец?! — протянула мадам Веретягина с гримасой. — От него нехорошо пахнет, пусть он выйдет отсюда… Убирайся вон! — обернулась она к орочу. — Понимаешь?
— Моя понимай, — сказал Намунка. — Однако, моя здесь хозяин. — Он махнул рукой на стены дома. — Моя мадама прогоняй нет, живи, пожалуйста.
— Не прогонишь, разрешаешь жить? — Лидия Сергеевна саркастически хохотнула. — Ты слышишь, Сережа, он разрешает…
Сыротестов повернулся, скрипнул табуреткой.
— Моя гребенка нашел. — Ороч ощупывал карманы. — Твоя потеряй. — Он подал Лидии Сергеевне черепаховый гребень с драгоценными камешками.
Лидия Сергеевна удивленно посмотрела на гребень, на Сыротестова. Потом резко выхватила гребень.
— Ты где… где ты нашел его? — спросил поручик, подходя. Вены на его лбу и шее вздулись.
— Возле мертвый люди… твоя убивай, чтобы люди молчи, — сказал Сыротестову ороч, не знавший лжи.
— Что он говорит! — побледнела Лидия Сергеевна.
— Моя говори правду. Твоя сердись не надо.
Мадам Веретягина не узнала ороча… Но у офицера глаз был памятливее.
— Постой, голубчик, — приглядывался Сыротестов. — Я тебя где-то видел. — Он старался вспомнить. — А, большевик из бухты Орлиной! Тебе удалось бежать?! Пойдем-ка со мной… — Последние слова поручик сказал хриплым шепотом. Приподняв старика за ворот, он грубо толкнул его к двери.
Машинист Безбородов не верил своим глазам.
— Моя нет большевичка, — вынул изо рта трубку ороч. — Моя правду говори.
— Сейчас мы поговорим… Иди, иди, — повторял Сыротестов, нашаривая кнопку у желтой кобуры.
С легким скрипом открылась и закрылась дверь. Петр Еремеевич Безбородов увидел жиденькую серую косу на спине старика.
— Поручик сошел с ума! — крикнул Безбородов, кидаясь к двери. — Я протестую!
Но Лидия Сергеевна опередила его. Как взбесившаяся кошка, она прыгнула, загородив собой выход из избы.
— Поручик знает, что делает, вас это не касается! — Она взмахнула браунингом.
Глаза психопатки горели, прическа растрепалась. В уголках рта показалась пена. На груди подымался и опускался огромный красный крест.
— Я запрещаю выходить… Буду стрелять. Хамы, хамы! — разбрызгивала она слюни. — Не смеете, перестреляю!
Совсем близко от дома хлопнули будто доской о доску. Стармех Фомичев перекрестился.
Безбородов, сжав кулаки, ненавидяще сверлил взглядом Веретягину.
Через минуту, тщательно обтерев ноги о половичок, вернулся поручик…
Сыротестов, как полная заурядность, быстро попадал под влияние более сильных натур. Сначала его самолюбию льстило, что вдова известного царского генерала обратила на него внимание. Он хвалился перед друзьями даже орденами покойного мужа мадам Веретягиной, словно все они принадлежали ему. Генеральскую вдову привлекала молодость поручика, жестокость к большевикам. Понемногу Лидия Сергеевна взяла его в руки. Поручик оказался тряпкой и ни в чем не мог отказать ей.
Как-то за рюмкой Сыротестов рассказал Лидии Сергеевне свою тайну. С тех пор он не знал покоя. Веретягина настойчиво уговаривала махнуть рукой на родителей и, завладев соболями, бежать за границу.
Наконец Сыротестов согласился. Однако, беспощадный к попадавшим в его руки, он побаивался своего папашу, горячего на расправу.
После исчезновения парохода Лидия Сергеевна была зла на весь мир. Рушились надежды, уплыли миллионы, и она все эти дни особенно нервничала… А тут еще партизаны.
Сыротестов сначала даже не очень сожалел о пропаже пушнины. Пока ничего изменить нельзя, а дальше увидим. За границу бежать теперь не имело смысла. Зная, что карательная экспедиция только ширма, поручик не особенно стремился действовать. Пока что он ретиво искал крамолу среди окружавших его солдат и моряков, в чем ему охотно помогала Веретягина. Но «Синий тюлень» появился снова на горизонте, и заботы вернулись.
На пароходе капитана Гроссе встретил Федя Великанов.
— Здравствуйте, Оскар Казимирович, — улыбаясь, сказал юноша. — Я провожу вас к нашему командиру.
Федя был в превосходном настроении, словно именинник. Ему удалось найти мыс Прозрачный и партизан. Теперь партизаны в безопасности, пароход цел. А каратели? Недолго им осталось…
— Ваш командир? — Гроссе гневно смотрел на Федю. «Щенок, вот кто, оказывается, увел пароход. Поразительно!»
— Командир партизанского отряда, — охотно пояснил Великанов.