Секрет Ярика
Шрифт:
Лиловые цветочки мяты, сухие зернышки тмина… Не то, не то. Тут уж скорее вкус, чем запах.
Опять разошлись тучи, и солнце, все еще горячее, припекло сухой бугорок у льняного поля. Я остановился, замер на полшаге. Вот он! Знакомый, памятный запах северного лета. Откуда?
Зеленый, пышный коврик — островок невысокой травы. И в нем везде — и внутри и снаружи — тысячи белых звездочек. Так вот это кто! Это же…
Нет, не скажу, не назову, не выдам так просто. Пусть не я один, а еще кто-нибудь в первоосенние дни после непогоды, когда возвращается запах лета,
Негаданно пришел и дует холодный ветер. Не первый день. К полудню непременно разгуляется так, что шипящие гребни волн начнут заплескиваться далеко на берег, от них, словно напуганные, пытаются убежать прибрежные ивняки. Да и дальше, если посмотреть на поле, — кажется, все бежит: высокие сорняки на межах, желтая щетина льна, зеленая отава и одинокий кустик татарника. Все кланяются, мечутся и хотят убежать подальше от сердитого надоедного ветра.
Каждый вечер до позднего часа небо оставалось светлым, по нему бродили неяркие звезды, очень высоко и робко: и только одна из них — та, что появлялась за озером над кромкой леса, осмеливалась купаться у отмелого берега. Неделю шли дожди, дымные облака отрывались от сосновых вершин заозерья, мчались над водой и рваными краями ершили и ершили скучные серые гребни. Потом разъяснило, и в поздний вечерний час звезды упали в озеро.
Их еще много осталось там, наверху, но и тех, что покоились в черной недвижной воде, никто бы не взялся пересчитать.
Звезды упали в озеро. По этому и еще по тому, что пожелтели луговые тропинки, стало ясно, что лето преломилось.
К полудню стало совсем жарко. Заленились стрекотать кузнечики, куры забились в тень под крыльцо. Ласточки, кончив облет, притихли на ветках сухой березы.
Иван Васильевич пришел с поля и в сенцах, не отрываясь, выпил полный ковш ключевой воды. Я сказал:
— Жаркое нынче лето!
Иван Васильевич крякнул, утер губы, возразил немедля:
— Жаркое, да не лето…
— Думаешь, осень пришла?
— Точно: знаки есть.
Я не стал расспрашивать про знаки, решил сам догадаться.
Вчера на краю овсяного поля собака моя нашла выводок тетеревов. Как они гремели крыльями, выбиваясь из овса! Заметил, что черныши уже «в букетах» — сквозь серую цыплячью одежду пробиваются «взрослые» перья, черные с синим отливом. Примета? Осени знак? Пожалуй… Только не очень верный: бывает в ранних выводках и в конце июля петушки пером мешаются.
Малина отходит, брусника поспела, у клюквы щеки порозовели. Так и полагается — все в летнюю пору.
Молодые скворцы сбились в стаи, с шумом поднимаются и рассаживаются на проводах. Старые журавли водят молодых на горох. Утки в темно-зорьку вылетают на хлебные поля. Что ж? Пора птичьей молоди как следует на крыло становиться — впереди неблизкий путь.
В кронах берез появились светлые пряди, падают золотистые монетки с лип. Рановато, но сушь-то какая была!
А что говорят цветы?
На межах и в клочках некоей голубеют пирамидки
Из куста шиповника торчат синие цветы паслена, и тут же, на одном растеньице, и зеленые, и красные ягоды. Поди разберись, какая у паслена пора.
А что за розовый скромный цветок? Зубчатка-одонтелла! Вот это верный признак осени — летом ее не бывает. И рядом на потной луговине моя любимица генциана. Теперь мы часто будем с ней встречаться до глубокой осени, пока резкие утренники не убьют ее странные цветы, похожие на диковинные синие кристаллы.
Нашлись осенние знаки! Что ж, всему свое время. До свидания, лето. Ты хорошо нас приветило и теплом, и солнцем. Здравствуй, осень! С тебя другой спрос — стерпим, если нахмуришься и даже поплачешь, знаем, что умеешь быть и теплой, и нарядной не хуже лета.
Листопад
Рассвело, а солнца нет…
Поднялся над озером густой молочный туман и закрыл все. Когда развеется? Шевельнулся ветерок, зазубрил кайму непроглядного облака и принялся его покачивать. На помощь туману потянулись с черной глади плесов новые косматые полчища. Не ушел ветер, позвал на подмогу прибрежные ели… Принялись они острыми вершинами колоть, разматывать туманные пласты. Того и гляди солнцу дорогу пробьют, да не тут-то было, пришла туману с берега поддержка: потекли из овражков и низин белые холодные пряди. Пошел дождь холодный, с ветром. Заосеняло.
На зорьке с песчаного мыса поднялись кроншнепы. Они забрались высоко, старики и четверо молодых. Они кружились в прохладном и безоблачном небе и смотрели вниз. Там раскинулись седые от росы луга. Среди лесов розовели озера. Одно из них, очень знакомое, сверху похожее на боб; рядом с ним в болоте, что кажется с высоты красноватым лугом, родное гнездо. Протяжно и грустно в длинный клюв, как во флейту, засвистела матка, остальные подхватили.
Так августовской ясной зорькой спели кроншнепы отлетную песню, кружась поднялись к самым облакам и пропали.
Прошла к югу стая чибисов. Большая стая. Сверкая белым и черным, молча в прямом полете пронеслась над озером. Непохожи они сейчас на крикливых и вертлявых весенних чибисов — строже стали.
Перед светом в болотной кроме, круто заложив рога на спину, сердито и протяжно охнул старый лось. В ответ тот же час затрубили другие.
Они трубили о том, что остыла вода в лесных озерах, что пожухли травы, что запестрели березы, что осинки выкинули красные флажки, что манят за собой пролетные гуси; хочется бежать, ломать упругие кусты, рвать сильными ногами мох, звать кого-то, и все это значит, что пришла весна — их особая лосиная весна.