Секретная миссия Пиковой дамы
Шрифт:
Убранство этого помещения не произвело на меня впечатления. По-моему, дизайнер нагло слизал оформление каюты с купе поезда. Интерьер конуры был спартански прост: пара похожих на книжные полочки подвесных кроваток вдоль стен, между ними в тупике кукольный столик, над ним крошечный шкафчик, на полу коврик из какого-то грубого вервия.
Мануфактуру половичка я разглядела особенно хорошо, потому что, стукнувшись локтем о стену, выронила фонарь и вынуждена была лезть за ним под полку, извиваясь в узком пространстве, как женщина-змея. Как следует извозившись в пыли, фонарик
Что это такое, я поняла даже раньше, чем взяла находку в руки. Губная помада! Плотно закрытый тюбик, тускло-серый и словно велюровый от покрывающей его пыли, показался мне достаточно веским подтверждением того, что именно здесь, на этой яхте, далеким августовским днем было написано историческое послание на пипифаксе.
Извернувшись так, что скрипнули мои суставы, я выползла из-под полки, бережно опустила помадный тюбик в перчатку, а перчатку затолкала поглубже в карман куртки. Посмотрела на часы: уложилась в четыре минуты! То есть всего в сорок рублей по счетчику дядьки в камуфляже!
На радостях я вручила огорченному моим скорым возвращением мужику традиционный полтинник. Величественно бросила:
— Сдачи не надо!
И помчалась прочь от ангара, словно за мной черти гнались!
Однако, не успев добежать до лестницы, ведущей на нижний ярус причала, я вернулась и сунула дядьке свою визитку со словами:
— Пожалуйста, передайте эту карточку хозяину яхты! Пусть он позвонит мне по сотовому, номер тут указан, и я договорюсь с ним об аренде яхты!
На самом-то деле я предполагала выпытать у яхтсмена, если он мне позвонит, помнит ли он подробности восьмого дня давно минувшего августа. Если, конечно, он вообще хоть что-нибудь помнит, в чем я лично сомневаюсь — времени-то прошло о-го-го сколько!
Почему-то я не подумала, что хозяином плав-средства может оказаться сам Антуан, ну не производил он впечатления судовладельца! В роли такового мне виделся какой-нибудь пузатый дядечка, Мистер Твистер местного пошиба — «владелец заводов, газет, параходов» с поправкой на мелкий масштаб. Я решила, что Антуан в бытность свою лорисовским аборигеном просто работал на этого дядю, катал на яхте отдыхающий люд, и предполагала, если мне повезет, пообщаться именно с хозяином-толстопузом.
Моя ошибка оказалась роковой и стоила жизни хорошему человеку.
— Тоха, это Леха! — отворачивая лицо от ветра, прокричал мужик в трубку мобильника, извлеченного из вместительного кармана на колене камуфляжных штанов. — Я чего тебе звоню? Тут какая-то придурочная баба совала нос на яхту, чего-то вынюхивала, расспрашивала про лето, про август. Че за дела, ты не в курсе?
— Как она выглядела? — деловито спросил его собеседник.
— Черт-те как! Высокая, худая, лохматая.
— Что значит лохматая? С химзавивкой, что ли?
— С завивкой? — Леха наморщил лоб, припоминая, и отрицательно покачал головой. — Не-а, просто растрепанная! Волосы такие, полудлинные, завязанные резинкой в хвостик, как у плешивого пони!
— А какие-нибудь особые приметы у этой кобылы были?
Леха еще немного подумал.
— Ага, были! Родинка над губой!
В трубке послышался звук, который издает быстро спущенный воздушный шарик.
— Ну че? — обеспокоенно спросил Леха. — Ты ее знаешь?
— Лучше бы не знал, — в сердцах сказал его собеседник.
— А она тебе номер своего мобильника велела передать, — запоздало вспомнил Леха.
— Номер давай.
— Пиши, — посветив фонариком на визитную карточку, Леха продиктовал приятелю шесть цифр.
— Погоди, я найду ручку.
Голос в трубке ненадолго пропал и снова возник:
— Все, записал. Ты меня слышишь, Леха?
— Ага.
— Одна пара — два сапога! — сердито срифмовал его собеседник. — Ты, Леха, хочешь и дальше жить спокойно, причем на свободе? Тогда давай тоже поработай! А то все я один за двоих отдуваюсь!
Сурово каменея лицом, Леха выслушал инструкции и выключил «трубу». Потом сунул руку в другой карман, задумчиво погремел ключами на связке и шагнул к ограждению пирса, высматривая в неверном свете луны фигурку, ковыляющую по каменистому пляжу.
Вся сжавшись и стараясь двигаться боком, как краб, чтобы подставить усилившемуся ветру поменьше площади собственного тела, я неуклюжим галопом пересекла пляж и затормозила у лестницы, ведущей на набережную. Снизу было видно, что проход наверх перегораживает какая-то темная туша. Разглядеть ее как следует не представлялось возможным, потому что рогатый фонарь светил позади туши, превращая ее в черный силуэт довольно устрашающих очертаний. Туша с равной степенью вероятности могла оказаться стогом сена, переносной баррикадой, молодым гиппопотамом или легкой гаубицей — в темноте я ни черта не могла рассмотреть!
Пока я медлила, не зная, что предпринять, туша ожила. Она пошевелилась и сказала жалобным голосом:
— Что смотришь? Помоги мне!
— Ирка? Это ты?! — я удивилась и даже немного рассердилась.
Сказала же ей сидеть в машине и не рыпаться!
— Какого дьявола ты торчишь на ветру? Хочешь вдобавок к перелому заполучить пневмонию? А ну, быстро в машину!
— Не могу! Он застрял! — воскликнула Ирка со стервозными интонациями Кролика, в норе которого застопорился объевшийся Винни-Пух.
— Кто застрял?
— Гипс!
Я поднялась по лестнице до самого верха, где намертво приваренным турникетом растопырилась подруга. Руками она крепко держалась за перила, одной ногой стояла на площадке, а вторая нога, гипсовая, высовывалась в просвет между балясинами перил. Очевидно, угодив в этот капкан, Ирка дергалась и пыталась освободиться, потому что ее гипсовый ботинок зацепился за балясину, как крюк.
— Стой спокойно, кавказская пленница! Наклонись немного вперед… Держись крепче, я сейчас разверну твою костяную ногу… Теперь подайся назад и потихоньку вытягивай ее, я поддержу… Все! — Я успешно вызволила подругу из капкана и помогла ей развернуться. — Скачи в машину!