Сектор обстрела
Шрифт:
— А письма его где?
— Она не найдет, — поспешил заверить Сашка.
— Как фотографию?
— Ну, кто ж знал, дядь Леш… — Сашка чуть не плакал от отчаяния.
— Теперь-то уже…
— Дядь Леш, может, обойдется… Мама там. Она хороший врач. Она лучше всех… И Сан Саныч туда пошел.
— А его ты откуда знаешь?
— К маме он… — Сашка запнулся, — не равнодушен. Мама говорила: он у младенцев вены находит. Я знаю, он зав. отделением.
Загрохотал грузовой лифт. В отделение понесли стойку для капельниц и ящик с медикаментами. Дверь отделения не успела закрыться. В проеме показалась Валентина. С немым вопросом
— Они меня прогнали.
— Как она?
Валентина опустилась на тахту и рассеянно пожала плечами.
— Что ты молчишь, Валя?!
— Я не знаю, меня прогнали.
— Ну, ты можешь хотя бы сказать, что с ней?! Ты же врач?! — Алексей сам не заметил, как повысил голос.
Валентина подняла на него глаза. Похоже, находясь еще в шоке, она ответила без каких либо эмоций. Но прозвучало с такой(!) ненавистью, зловеще:
— Пошел ты…
Алексей присел рядом. Им ничего не оставалось, кроме, ждать. Затянувшуюся, тяжелую паузу прервал Сан Саныч. Дверь медленно растворилась, давно не смазываемые петли жалобно и протяжно скрипнули. Он вышел из отделения сложил очки, вставил их в нагрудный карман и, слегка прищурившись, оглядел фойе. Кроме Алексея и Бережных, там никого не было.
— Это родственники? — спросил он Валентину
Валентина, неотрывно глядя доктору в глаза, только кивнула головой.
— Вы муж? — обратился Сан Саныч к Алексею.
Отец тоже только кивнул головой.
— А Вы сын, надо понимать? — обратил внимание Сан Саныч на Сашку.
Валентина ответила за парня:
— Это мой?
— А Ваш где? Она же звала его.
У Алексея заныло на сердце: "Что значит звала?". С тяжелым отрывистым выдохом он ответил:
— В Афганистане.
— И сколько? — Сан Саныч всегда казался несколько рассеянным. Особенно в сложных ситуациях. Тут же он поправился. — То есть, призвался когда?
Валентина ответила с нетерпением:
— Домой уже… совсем скоро.
Сан Саныч, казалось, играл какую-то «партию». Валентина заподозрила неладное: "Может, подготавливает". Снова он спросил:
— Скрывали?
Валентина подтвердила:
— Даже я не знала.
Сан Саныч, казалось, не замечал ее тревоги:
— Кто знает, может, так и было нужно… Кто знает?..
Валентина набросилась на зав. отделением уже с негодованием:
— Саша!?
Он будто не чувствовал состояния родственников больной:
— У нее уже были инсульты?
Валентина прижала ладонь к губам. Александр придвинулся поближе к матери и взял ее за локоть, чтобы поддержать. Сан Саныч спохватился:
— Нет, нет — вы неправильно меня понимаете. Вернее, я просто не понимаю…
У Алексея в глазах начал зреть ужас и растерянность. Но Сан Саныч, после непродолжительного размышления о чем-то своем, продолжил:
— Нет, наверное, это тоже не правильно… Точнее: я хочу понять… как она выдержала…
Глава десятая
Тахир встречал и размещал людей уже вторую неделю. Их уже и расселять-то было негде. Но моджахеды со всего Нангархара продолжали прибывать к нему каждый день. Фархад только что доложил о прибытии нового каравана.
В провинции все знали — Тахир со своими людьми пришел из Пакистана. Этот
Однажды его авангардный дозор остановил форпост Махмуда из Суруби. Те не привыкли кланяться и устроили хорошую трепку людям Тахира. В перестрелке, первой же пулей убило командира звена этого дозора. Всего неделю людям Тахира понадобилось, чтобы выследить Махмуда. Они выкрали его прямо из-под носа у охраны. А на следующий день они вырезали всю его семью и там же, в его же селении, на глазах у всех, отрезали голову самому Махмуду. Весть об этой акции устрашения быстро разлетелась по округе и возымела свое действие. Остатки отряда Махмуда сами пришли к Тахиру с богатыми дарами и попросились в его отряд. Больше никто сопротивляться и не пытался.
Да и куда было деваться этим людям? Не идти же сдаваться царандою? Вернуться к мирной жизни и отказаться от сопротивления новой власти они уже не могли. Слишком уж глубокую пропасть вырыла война между когда-то добрыми соседями. Как вернуться к миру, если чуть ли не в каждом роду война разбросала родных братьев по разные стороны этой пропасти и сделала кровниками чуть ли не половину населения страны.
Так, всего за месяц, Тахир подчинил своей воле весь Нангархар. Поговаривали, будто бы в Пешаваре он сам напросился именно в эту провинцию, будто бы у него были личные счеты с командиром бригады шурави. Его прозвали никому непонятным прозвищем — Дантес. Только трое знали, что стояло между ними. Только трое вышли из того пекла живыми. Каждый их троих, словно на память о тех событиях в далеком приграничном ущелье Тура Бура, носил на себе отметину.
На площадь прибывал небольшой, в три мула, запыленный караван и около десятка измученных дорогой вооруженных моджахедов. К Тахиру подбежал Мирзахан. Это он проводил их в кишлак с поста у источника.
У Тахира задергалась обезображенная давним ожогом щека:
— Откуда?
Мирзахан только не согнулся до земли в поклоне:
— Баркандай, восемь братьев, гумандан саиб…
Тахир остановил взгляд на каменном лице явно старшего в отряде повстанцев. Несмотря на слой пыли и отпечаток усталости, что оставляет на любом путнике долгая дорога, Тахир узнал его:
— Это же?..
Фархад с готовностью подсказал командиру:
— Миль сорок отсюда.
Фархад снова подсуетился невпопад. Тахир думал о другом. Однако, он не стал раскрывать помощнику истинный ход своих мыслей:
— Я помню. Дороги туда нет… Это кочевники…
Фархад осмелился заметить:
— В селении уже размещать негде.
Тахир, стараясь не выпускать из внимания малейшее движение старшего каравана, приказал помощнику:
— Это кочевники. Отправишь их к источнику.
Со стороны казалось, что Тахир уже утратил интерес к прибывшим моджахедам. Уже отворачиваясь от каравана, он бросил Фархаду: