Сектор обстрела
Шрифт:
Мамай, показалось, оторопел:
— Что это Вы, товарищ лейтенант… Ваш блокнот?..
В глаза снова впилась струя раскаленного песка и осколков.
— Отставить базар! Все! Уходите! Уходите, я сказал!
"…Вы должны лететь, а не идти. Прилетайте, в чудеса не веря. Что нибудь должно произойти…"
Новый шомпол воткнулся куда-то под лопатку: "Небо совсем кровью заволокло…"
На сплошь бордовых небесах раскачивалось темное пятно, совсем черное: "Надо бы на нем сконцентрироваться… Что
На мгновение пятно задрожало, проявились знакомые черты под каской: "Все равно черное. Старый?.. Ох, и вонище от тебя".
— Где взво..? — в груди захрипело на полуслове.
— Та, не рыпайся, ты… Прикрывать остался… — сквозь нечеловеческие усилия прорычало пятно.
Где-то рядом часто застучал одиночными Калашников.
Обрывки мыслей из чужих миров, казалось, разбросают мозги в разные стороны: "Мамай… Отстреливается… Что ж так холодно?.. В пустыне!? Значит, не ушли еще. Рука, кажется, онемела…Прилетайте, в чудеса не веря, что нибудь должно произойти… Я приглашаю Вас на праздник… Где будет все для нас двоих… Где пулемет?.."
Пятно над головой разразилось трехэтажным матом.
"Все камни в ущелье моей спиной проутюжил. Ни одного ж не пропустил. Что ж ты волочишь меня как мешок с картошкой?"
Снова эта тварь прилетела бесшумно. Только проломленная каска отозвалась голодным треском. Чудовищный удар смел Старостенка куда-то в камни, как куклу.
"Шомпол под лопаткой взорвался. На что ж ты меня бросил такое острое?.. Шомпола не взрываются… Где Старый?"
— Старр…
Рядом из красного тумана вынырнула черная тень. На этот раз поволокли еще более бесцеремонно:
"Мамай?.. Или?.. Они?.. Куда они меня?.."
— Лежи тут, не дергайся…
"Мамай… — на душе отлегло. — А Старый?.."
— Рустам… Старого… в голову…
Старостенок заскрипел зубами где-то совсем близко:
— Ох, ни хрена себе…
Гул в голове снова захлестнула мелодия: "…Нужно Вам лететь, а не идти. Прилетайте, в чудеса не веря, что нибудь должно произойти…" Лишь на мгновение в глазах прояснилось. Высоко в небе одиноко парил черный аист.
— Рустам, ты видел здесь аистов?
— Чё тихо-то так стало? — вместо ответа спросил Мамедов.
— Дан! Дан! Белоград, мать твою!
Мозолистая ладонь сжала простреленное плечо. Показалось, шомпол под ключицей завернулся в штопор. Уже почти забытая боль снова парализовала руку. В глазах снова запрыгали багровые пятна.
— Просыпайся, Дан!
Белоград еще не пришел в себя. Этот сон давно его терзал. И всегда подолгу:
— А полегче ты не можешь, Скибон?
Богдана всегда раздражал фальцет Скибы:
— Чё? Опять тот бой снится? Болит еще?
Белоград, вместо ответа, размазал по лицу горячий пот.
— Где мой блокнот? — спохватился Белоград.
Скиба
— На! Я его на полу подобрал. Ты уже не засыпаешь без него.
На душе у Богдана потеплело.
— Не понимаю я вас, фанатиков. Кругом такое творится, а вы стишками балуетесь. Чё толку от них? Другое дело, вот — она. Небось, сотни три чеков за концерт замолачивает. Небось, и тройной тариф еще. Она ж тоже в зоне боевых учений. За такими бабками и я бы к черту в зубы полез. Ты, как сержант, тройной получаешь, Дан? Шестнадцать-шестьдесят?.. За учения… Или восемь-восемьдесят?
— А Ветлин де? — проворчал Белоград невнятно.
— Наша задача шнурки помочь им собрать. Кажись, она заканчивает уже. В штаб нашего сундука вызвали, — бросил Скиба в ответ.
В БРЗ* *(быстроразборные здания) к тому времени уже поставили кондиционеры. Хотя и не всем, но в штабе первого батальона такая штуковина уже вторую неделю комбата Можаева в детский восторг приводила.
— О!.. Заканчивает, кажись, — поднял в потолок палец комбат.
Ветлин отобрал у Кузнецова банку из-под скумбрии в томате и дрожащими пальцами принялся ломать в ней окурок.
— Чё ты психуешь, Ветлин? — прогрохотал Можаев.
— Та на хрена он вам сдался?!.
– взорвался прапорщик.
Можаева уже начало раздражать упрямство Ветлина.
— Вы, товарищ прапорщик, забыли, где мы находимся?! Вы решили, что здесь курортная зона для вашей самодеятельности?! В третьей роте половины личного состава не хватает! А у Вас лучший стрелок батальона прохлаждается!
— Не прохлаждается, а реабилитируется! После ранения, которое у вас же, Ваш же лучший стрелок и получил, в вашей же мясорубке!!!
Ротный только ухмыльнулся с явной иронией. Ветлину эта ухмылка показалась более чем вызывающей.
— А чё ты лыбишься, Кузнецов!?
Кузнецов не ожидал такой храбрости от тихони прапорщика — начальника клуба бригады:
— Ну, ты даешь, Михалыч…
— Чего я даю?.. Чего я даю?.. Не в твоей кузне его подстрелили?
— Да у меня!.. Да у меня трое на командирское отделение осталось! Трое! Механик, стрелок и оператор-наводчик! Вон, у замполита спроси!
Старший лейтенант Белинский только утвердительно кивнул из-под кондиционера.
— И в пулеметном — трое! Мне боевую задачу выполнять некому. Боевую! А он у тебя песенки распевает! — все больше распалялся ротный.
— А…а… Вы из него лучшего стрелка сделали… А у меня он песенки распевает? Песенки!? Ах, мать твою — лучшего стрелка! Стрелять научили, да? Вы из поэта — снайпера воспитали! Да вся эта ваша байда одной ноты его не стоит!
Можаев тоже слегка растерялся:
— Ну, ты артист, Ветлин!..
…Только сейчас Богдан услышал из динамиков за глиняной стенкой последний припев песни.