Семь чудес преступления
Шрифт:
In petto [1] я перевел это так: «Вы говорите невесть что, но это иногда помогает мне сосредоточиться».
– И признаюсь, – продолжал он, – несмотря на удивительные совпадения дел, которые я сейчас продемонстрировал, думаю, что заблуждаюсь, так как в действительности это было бы… слишком прекрасно! Да, я скорее всего ошибаюсь, поскольку невозможно представить себе подобное совершенство! Ах! Это заставляет меня думать об одной последней подробности, о которой вы, несомненно, не знаете. Незадолго до того, как сэр Томас упал, свидетель ясно видел блестящую вспышку в небе! И это не видение, потому что другой
1
В душе (итал.).
– А почему не золотой дождь, – огрызнулся я, думая о дожде, который поливал столицу с самого утра.
Во взгляде Оуэна промелькнуло восхищение.
– Золотой дождь… – мечтательно повторил он. – Хорошее замечание, друг мой, отражающее определенные чувства свидетелей. Прекрасная картина, вызывающая в памяти тот золотой дождь, в который превратился Зевс, чтобы утешить бедную Данаю, запертую ее отцом в бронзовой башне… Прекрасная картина, но в данном случае дождь был смертоносным.
– Вы не собираетесь отметить, что стрела арбалета была изготовлена из блестящего металла, похожего на золото, но из сплава, неизвестного науке?..
– Конечно! Но все-таки, Ахилл, почему такой едкий тон? Ведь я же не виноват в этих странных событиях! И моя ли это ошибка, если свидетели видели золотые вспышки в небе? Впрочем, этому можно найти несколько объяснений! Простая игра света вследствие солнечных бликов в тумане – своего рода эффект радуги. Радуга, арка в небе, как лук, говорите вы? Значит, убийцей мог быть только ангел! Кто стреляет позолоченными стрелами, понятно без слов!
Почему вы все обращаете в насмешку, дорогой друг? Почему насмехаетесь над событиями, подтвержденными десятком честных свидетелей? И не улавливаете ли вы поэзию в этом убийстве? Попытайтесь же видеть вещи в оптимистичном свете, закрыв глаза и представив себе прекрасную картину: большой зеленый луг, усеянный маргаритками – первыми весенними цветами, солнце, улыбающееся в небе, и легкий туман для художественной дымки… Можно начинать «сельский маскарад» Талии! Стрелки занимают свои позиции… А затем в качестве кульминации празднества Зевс проливает золотой дождь… Но в этот раз он приносит не жизнь, как было при зачатии Персея, а посылает небесную стрелу своего гнева. Сэр Томас падает и больше не поднимается. Он мертв. Убитый «небесным луком», как вы точно заметили. Это ли не великолепное преступление, Ахилл? Идеальное преступление, настоящее чудо жанра!
Я сдержанно согласился, соответственно его своеобразному видению. Кроме того, я обратил внимание Оуэна, что каким бы замечательным ни было это убийство, равно как и предыдущее, оба они остаются совершенно необъяснимыми.
– Тайна продолжается, как и этот проклятый дождь, – добавил я, повернувшись к окну. – И я сейчас отправлюсь навстречу ему.
– Но не собираетесь же вы идти пешком, друг мой? – воскликнул Оуэн. – Возьмите фиакр…
Я посмотрел на красивые фаянсовые часы, стоявшие на буфете, которые показывали чуть больше десяти. В это время на улице – ни души…
Но тут послышался звон фиакра, остановившегося у нашего дома. А затем лошадиное ржание и звук голосов.
– Кто бы это мог быть? – бросил Оуэн, проворно подойдя к окну. Я встал рядом, но за пеленой дождя мы увидели только тени. При слабом свете газового рожка было видно, как фиакр быстро удалился, а силуэт на улице поспешил укрыться от дождя.
Мы снова сели в кресла, но не успели устроиться, как на лестнице послышались шаги.
– Мне кажется, это к вам, – сказал я моему другу, в то время как он, сдвинув брови, посмотрел на часы.
И действительно, через несколько секунд у входа раздался звонок. Оуэн пошел открывать дверь и вернулся в сопровождении промокшего под дождем посетителя, которого я сразу узнал, несмотря на котелок, надвинутый на глаза. Это был инспектор Джон Уэдекинд из Скотленд-Ярда.
Разбойничьи усы придавали ему мрачный и суровый вид, а мокрая одежда была в полном беспорядке. Его неожиданный приезд в этот час не предвещал ничего хорошего.
– Теперь уже третий! – резко начал он, снимая шляпу. – Новое убийство, совершенно безумное, еще более ошеломительное, чем два предыдущих!
Глава 3
– Мерзкий день! – выругался полицейский, удобно устроившись перед камином. – Я провел почти весь вечер под дождем в ожидании осведомителей, которые даже не появились! А какой ливень! Достаточно пяти минут, чтобы превратиться в губку!
Я согласился с ним и высказал собственные замечания метеорологического характера. Мой друг молчал, с большим трудом сдерживая нетерпение. Сложив руки у рта, он играл желваками, застыв в возбужденном ожидании.
В отличие от него, Уэдекинд не находил удовольствия в многословии, для того чтобы подготовить эффектное выступление. Вид у него был усталый и довольно расстроенный после тяжелого дня, и он не торопился рассказывать подробности, хотя это и было главной целью его визита. Пламя очага подчеркивало резкие черты пятидесятилетнего человека, который со своей черной бородой и густыми бровями был похож на древнего германского воина, утомленного после длинного и трудного паломничества в далекие земли.
– Мерзкая погода, – повторил он, – и мерзкое дело, случившееся несколько дней назад. – Он поднял мрачный взгляд на Оуэна: – На этот раз мы долго медлили, пока определились, к какому именно делу относится сообщение, полученное в начале недели…
– Сообщение написано на холсте, подобно картине, я полагаю? – поинтересовался Оуэн. Уэдекинд кивнул.
– «Картина» была прислана примерно за сутки до преступления, как и в прошлые разы, уже из другого почтового отделения, но тоже из Лондона. Расследование этой стороны дела не дало ничего определенного. В деле сэра Томаса по описанию почтового служащего выяснилось, что пакет на почту принес какой-то мальчик. Но есть все основания думать, что это был просто посыльный, которому заплатили.
Оуэн пожал плечами:
– Это было очевидно. Художник пишет картину, он не курьер. Но что же там написано на сей раз?
Уэдекинд вытащил из жилетного кармана записную книжку, открыл ее и вынул листок, на котором мы смогли прочитать:
«МИСС МАРИ СТАНЕТ КОРОЛЕВОЙ ЗАВТРА ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ, КОГДА ДНЕВНОЕ СВЕТИЛО ПОКРОЕТСЯ ДЫМКОЙ».
Наступила тишина. Оуэн задумался и едва заметно улыбнулся, с видом знатока оценивая загадочный текст.
– Самое меньшее, что можно сказать, – вздохнул полицейский, – это то, что текст не слишком красноречив. И нам понадобилось целых два дня, пока мы не установили связь между этой запиской и несчастным случаем, происшедшим в Кенте…
– Мисс Мари? Вы уверены, что точно воспроизвели фразу, начертанную кистью? Не было ли там точек взамен отсутствующих букв?
– Нет, в этом не было необходимости. Жертвой оказалась барышня изрядного возраста, которую звали Мари Домон.
– В случае Александра Райли буква «А» стояла между точками, – отозвался Оуэн. – В этом тоже не было необходимости… Но такие детали мало что дают в данный момент. Факты, инспектор, перейдем к фактам!
– Пусть будет так! – ответил полицейский, глубоко вздохнув. – Кончину Мари Домон сначала приняли за один из тех глупых несчастных случаев, которые происходят каждый день. Смерть наступила из-за того, что ей на голову упал большой цветочный горшок. Полиция Тонбриджа, места, где это произошло, не приняла всерьез заявление двух свидетелей, поскольку оно показалось чересчур экстравагантным из-за их возраста. Надо сказать, что мистеру Вогту и мистеру Джоберу на двоих более ста пятидесяти лет, но они далеки от старческого слабоумия, я их допрашивал и вчера вечером, и сегодня утром.