Семь кило баксов
Шрифт:
– Что такое? – спросил озабоченно Антон.
– Просто я представила, где мы с вами находимся, – сказала Полина. – Далеко от жилья, далеко от дорог, далеко от людей. Мы потерялись с вами в этих горах.
Она сказала не все. Просто постеснялась. А могла бы еще рассказать о том, что вообще-то она всегда старалась избегать подобных мест: где ни жилья, ни людей, ни возможности в случае чего позвать на помощь. Это Антон как-то незаметно приучил ее не думать о возможных опасностях, не думать вообще ни о чем плохом и ни о чем печальном, рядом с ним она всегда испытывала одно только спокойствие и ничего более, и даже
– Не совсем мы потерялись, – улыбнулся Антон. – У нас есть машина, есть мобильный телефон, так что оторванность от мира только кажущаяся. Но вот здесь есть одно местечко…
Он взглянул на часы.
– Можем туда съездить, это не так уж далеко. Там можно почувствовать, что испытывали киприоты лет сто или двести назад – вдали от оживленных дорог. Они были предоставлены сами себе и только на себя могли рассчитывать. Попробуем?
– Попробуем, – не очень уверенно ответила Полина.
Тем временем из нависших над горами туч посыпалась белесая крупа – не дождь и не снег. Стало холодно. Быстро потемнело. Едва сели в машину, крупа посыпалась обильнее. Было слышно, как она шуршит по крыше автомобиля. Антон включил фары. Темнота отступила немного, но не ушла совсем, притаилась где-то поблизости.
Развернулись на площадке перед монастырем, свет фар выхватил напоследок монастырские стены и ворота, которые уже были заперты, и поехали прочь. Через несколько мгновений монастырь скрылся за поворотом. Дорога петляла по склону горы, то поднимаясь вверх, то ныряя вниз, белесая крупа все так же сыпалась с неба, падала на дорогу и тут же исчезала, таяла, а окружающий мир сжался до размеров крохотного пятачка, выхватываемого из темноты светом автомобильных фар.
– Мы едем в маленькую деревушку, которая называется Фикарду, – сказал Антон. – Это что-то вроде музея. Горная деревня в полтора десятка домов, сохранившаяся высоко в горах с давних пор. Теперь туда возят туристов, чтобы те смогли увидеть, как жили в горных деревнях сто лет назад. По-настоящему там уже никто не живет. Но тем не менее посмотреть на это интересно.
Они забирались все выше в горы. За все время по пути следования они не встретили ни одной машины. Какая-то деревня. Горит одинокий фонарь у одного из домов. И ни единого человека. Промелькнули за окном машины последние дома, и снова пустынная дорога.
Еще выше. Автомобильчик карабкался вверх, дорога петляла, ей, как казалось, не было конца, и вдруг небольшая площадка, какие-то постройки, крохотная церквушка.
– Приехали.
Свет фар выхватывал из темноты покрытые плоскими крышами дома, сложенные из разновеликих камней неправильной формы, плотно пригнанных друг к другу. Узкие улочки этой странной безлюдной деревни тоже были вымощены камнем. По тем улицам можно было только пройти, но никак не проехать на машине, поскольку в те времена, когда обитатели здешних мест отстраивали свои жилища, машин еще не было, да и улицами эти узкие и короткие проходы назвать можно было только с натяжкой: проходишь полтора десятка метров меж каменных стен, и вдруг эта «улица» распадается надвое, огибая неширокими проходами выросшую у нее на пути приземистую постройку, а еще через пять метров какой-нибудь из этих проходов, такой узкий, что и двоим не разминуться, резко поворачивает и вдруг завершается неожиданным тупиком.
Было
Теперь Полина поняла, что имел в виду Антон, когда сказал, что может продемонстрировать, что чувствовали киприоты сто или двести лет назад. Они жили здесь, вот в этих самых домах. У них не было машин, да и самой дороги, по которой сюда приехали Полина с Антоном, тоже, конечно, тогда не было, и не было, значит, возможности за какой-нибудь час выехать на побережье – к морю, к теплу, к солнцу. Путь к морю занимал долгие дни, и уделом здешних жителей было вот это: горы, лес, нависшие прямо над их головами холодные тучи, безлюдье и многие километры до ближайшего жилья, а ближайшее жилье – это точно такая же деревня, где нет ничего, кроме двух десятков домов, сложенных из грубого и холодного камня, и какой-нибудь сотни жителей, подавляющее большинство которых, если не все поголовно, никогда не покидали пределов своей деревни и ничего, кроме этой деревни да окружающего леса, в своей жизни не видели.
– Теперь вы знаете, что такое полная оторванность от мира? – негромко произнес Антон, будто угадав Полинины мысли.
– Теперь знаю, – так же негромко ответила ему Полина, боясь нарушить затаившуюся в хитросплетении узеньких улочек тишину.
Они попетляли по тем улочкам, быстро и основательно продрогнув, и вдруг вышли на ту же площадку, где оставили свой автомобиль. Глаза их уже привыкли к темноте, и Полина различала какой-то дом по ту сторону дороги. В окнах угадывался свет, именно угадывался, поскольку был неярок, будто хозяева коротали холодный вечер при свете одинокой свечи.
– Что-то, наверное, с электричеством, – предположил Антон. – Вообще здесь что-то вроде маленькой таверны.
Они зашли внутрь, оставляя за входной дверью темноту и холод подступившей вплотную ночи.
На две смежные комнаты, в дальней из них, горела одна-единственная свеча – она была вставлена в глиняный кувшин, поставленный посреди покрытого старой клеенкой стола. В дрожащем свете из темноты проступали столы, стулья, балки, поддерживающие потолок, и странные погремушки на длинных ручках, подвешенные к тем балкам, – их было много, этих погремушек, они свешивались гроздьями.
Из темноты вдруг вынырнула женщина, на ломаном английском поинтересовалась, что угодно гостям. Ответил Антон:
– Мы хотим поужинать.
Женщина сказала, что у них сейчас нет света, но ужин будет, принесла еще одну свечу, зажгла ее и поставила на стол, соседний с тем, за который сели Антон и Полина, сразу стало светлее и как-то теплее, как показалось Полине, и смутное чувство неустроенности и тревоги наконец-то покинуло ее.
Они заказали вино, крестьянский салат и жареный деревенский сыр халлуми, который Полина пробовала уже не раз и который очень ей нравился.
Было слышно, как в дальней комнате громыхает посудой хозяйка заведения, да время от времени ветер швырял в темное окно ледяную крупу.
– Что это? – спросила Полина, указывая на висящие под потолком погремушки.
– Обыкновенная тыква, – ответил Антон. – Местная достопримечательность. Их высушивают, внутри остаются высохшие семечки.
– И можно использовать как погремушку?
– Да.
– Действительно, очень похоже. Даже внешне.