Семь смертных грехов
Шрифт:
Старуху прогнали с моста и дали пинка, чтобы не выла. Брат Макарий, который в этот момент как раз подошел к замку, заметил плачущую женщину.
– Что с тобой? – спросил он.
– С голоду приходится помирать, отец. Сынков-то моих в тюрьму взяли, – и старуха погрозила кулаком монаху.
Квестарь сбросил мешок со спины, глубоко вздохнул – он чувствовал усталость – и достал серебряную монету. Повертел ее в пальцах и еще раз вздохнул.
– Держи-ка, мать, – сказал он и вместе с монетой протянул ей еще и кусок лепешки. – Тяжело с другом расставаться.
Старуха хотела поцеловать ему
– Нет правды, – всхлипнула она, рассматривая монету. – А тебя, святой отец, бог наградит.
– Наградит, как же! – возразил квестарь, собираясь уходить.
Старушка бросилась ему в ноги.
– Иди, мать, домой и успокойся. Воротятся твои сынки.
Он приподнял ее и легонько подтолкнул вперед, а сам быстро зашагал к замку. Когда он очутился в толпе, ожидавшей допуска к монаху, мужики узнали его и хотели было пропустить без очереди, но брат Макарий отказался.
Все, кто пришел просить милости, ушли ни с чем. Монах не проникся к ним состраданием. Молча, лишь кивком головы или чуть заметным движением руки, отвечал он на все просьбы и жалобы. Слуги носились как ошпаренные, стремясь выполнить его указания.
Так повторялось каждую неделю, и каждый раз крестьяне, уходя, надеялись, что когда-нибудь иезуит смилуется и облегчит их страдания.
Тут к монаху медленно приблизился брат Макарий. Он покорно поклонился до земли и обхватил ноги святого отца. Иезуит брезгливо отодвинулся.
– Отче, – начал квестарь не подымая головы, – помоги заблудшему, который попал в безвыходное положение.
Монах молчал, внимательно рассматривая одежду квестаря, а она была такая рваная и запыленная, словно служила страннику не один век.
– Чего ты хочешь?
Это были первые слова, произнесенные монахом за все утро.
– Отче, – повторил брат Макарий, на коленях подвигаясь к иезуиту. – Я ищу духовной поддержки: будучи оторван от своего монастыря, я утратил связь с духом истины, вдохновляющим нас и направляющим на путь вечного блаженства.
– Ряса на тебе никудышная, – сказал монах. – Откуда ты?
– Я бедный квестарь из ордена кармелитов, – стоя на коленях, ответил брат Макарий.
– Ну и отправляйся к ним за духовной помощью. – Иезуит отвернулся, собираясь уходить, но квестарь преградил ему путь.
– Отче, ты не должен отталкивать меня. Я, конечно, недостоин твоего милосердия, но, увидев тебя еще по ту сторону моста, я сразу понял, что ты избавишь меня от множества искушений, обуревающих меня в миру.
Иезуит остановился в нерешительности. А квестарь продолжал:
– Отче, хоть наш орден и славится праведностью и святостью своей братии, однако он не дает душе моей такого блаженства, какое ей может доставить исповедь пред тобою и духовное утешение из уст твоих.
– Почему так? – изумился монах. – Откуда ты знаешь, что я могу дать тебе спасение?
Брат Макарий истово перекрестился и с трудом поднялся с коленей. Старательно избегая испытующего взгляда иезуита, квестарь сложил руки на груди и закрыл глаза.
– Я сразу узнал тебя, отец мой, еще на той стороне, – показал он за мост, – по сиянию, исходящему от твоего лица. Это сияние святости, ниспосланное лишь немногим – тем, кому предназначено совершить
Неожиданно брат Макарий уловил сильное зловоние. Скосив глаза, он заметил мужичка, так неудачно свалившегося в крепостной ров. Тот терпеливо ждал в сторонке, с его сермяги капала жидкость, такая мерзкая и вонючая, хоть беги на край света. Иезуит потянул носом и гневно нахмурился. А крестьянин, воспользовавшись наступившей тишиной, стал жаловаться на свою судьбу. У него отобрали последнюю мерку проса, и четверо детей остались голодными. Иезуит потоптался на месте. Брат Макарий смотрел на него полным доверия взглядом. Монах, желая показать себя щедрым, вынул из глубин рясы серебряную монету и бросил под ноги крестьянину. Тот пал на землю, схватил монету и, славя бога, побежал по мосту. Его сейчас же окружила толпа. Многие женщины бросились к замку, но иезуит приказал поскорее поднять мост и запереть ворота.
– Я не ошибся, обратившись к тебе, – сказал брат Макарий. – Твоя душа преисполнена любовью.
Монах не ответил, но было заметно, что слова квестаря ему приятны. Он двинулся вперед, брат Макарий последовал за ним, не переставая восхвалять его милосердие. Они прошли мрачные каменные ворота и вышли на узкий дворик, со всех сторон окруженный высокой стеной. Здесь суетилась замковая челядь. Все почтительно уступали дорогу монаху, который широкими шагами быстро двигался по двору. Брат Макарий с любопытством осматривался вокруг, но стоило монаху замедлить шаги или пробормотать что-нибудь себе под нос, как квестарь скромно опускал взор и низко наклонял голову. Они дошли до ниши в стене; монах, достав тяжелый ключ, открыл низенькую дверь, и они углубились в темный коридор.
Хотя день был знойный, здесь стояла прохлада, и у брата Макария мурашки побежали по телу. Он прикоснулся к стене: она была сырая, словно по ней текла вода. Тем временем монах провел его в небольшую келью с одним окошком под самым потолком, сквозь которое пробивался слабый свет. Квестарь заметил на стене огромное распятие, а под ним две висевшие крест-накрест плетки. В углу стояла деревянная койка, прямо на доски была наброшена овечья шкура, под окном – грубо сбитые стол и табурет. Иезуит закрыл дверь и посматривал на квестаря, довольный впечатлением, которое на того произвела убогая обстановка кельи.
Брат Макарий перекрестился на распятие, скромно встал у стены, перебирая кончик веревки, которой он был подпоясан, и зашептал молитву.
– Мы здесь одни, – сказал замогильным голосом монах, – можешь, брат мой, рассказывать, что тебя тревожит.
Квестарь снова упал на колени и не смел поднять головы. Иезуит положил ему руку на плечо и вознес глаза кверху.
– Говори, брат мой, я выслушаю тебя терпеливо.
И брат Макарий, при каждом слове ударяя себя в грудь так, что эхо прокатывалось по келье, начал рассказывать о привидениях, являющихся ему по ночам, о соблазнах земных, о пользе отречения от жизненных утех, об искушениях, одолевавших его среди людей, с которыми он вынужден соприкасаться, исполняя свои обязанности. Иезуит глубже надвинул капюшон на глаза и крепко сжал плечо квестаря.