Семь способов засолки душ
Шрифт:
Незадолго до их встречи мой отец лежал в психушке. Это отдельная восхитительная история. Еще во время службы в армии он пытался убедить командование войсковой части создать отряд воинов, которые будут способны драться как монахи Шаолиня и насылать на врага кошмары. Солдаты обучались бы восточным единоборствам, вели здоровый образ жизни и стали суперсолдатами с суперспособностями шаманов.
Командование подумало над предложением и отправило Дагаева в психушку. Там им занимались целых два года. Диагноза не знаю, но вернулся Дагаев еще просветленнее, чем был, и с новым планом.
Сперва он устроился в фирму одного известного в Алтайском крае бизнесмена —
Сияние, говорил он, это способность чистой души, это бессмертие и неуязвимость, которые достигаются лишь на границе между миром людей и миром духов. А он сам — аватар Великого духа на земле. Он помнит прошлое, он видит будущее, он может изгибать пространство, может дать жизнь и забрать ее. Он — связующее звено, он пришел, чтобы помочь людям обрести свое место в космическом порядке. Он — проводник мудрости, передающий знания о связи между всеми формами жизни.
Он часто использовал слова не по назначению, у него была своя религия с придуманными правилами, и традиционный шаманизм имел к ней мало отношения. Никто его не учил, и это его ни капли не смущало. Он говорил, что просто знал, что делать.
Великий дух не чурался рекламы. Объявления с приглашением в «Сияние» висели на всех домах и всех столбах. Реклама была и в газетах — с обещаниями исцеления от болезней, а также приглашением на йогу, рэйки и далее по списку.
К нему пошли бывшие пациенты и люди с улицы, но брал Дагаев не всех. Он говорил, что может изменить лишь молодой дух, заставить его сиять. Старый уже не в состоянии меняться. В основном в «Сияние» вступали молодые девушки. Мужская энергия другого толка, так говорил отец. Мужчины были его учениками или другими, «наставниками», о них мало кто знал.
Так вот. Женская энергия более пластична, говорил отец. С ним трудно было спорить — пластичные женщины отписывали ему недвижимость, дарили машины, отдавали последние деньги на благо организации. Их называли послушницами — отцу захотелось вдруг примешать православного колорита. Звучало это издевательски: жизнь послушниц мало походила на монастырскую, а когда они достаточно сходили с ума от бреда и запрещенных препаратов, Дагаев допускал их до высшей ступени.
Говорили, у них так было принято — оргия в лесу. Что? Не знаю, я не видела. Я только знаю, что отец написал несколько книг — путей к сиянию, так он называл это. В них были подробно описаны сексуальные практики, помогающие достичь наивысшего просветления. Просветленных привозили окольными путями в один из «приютов» — обычную городскую квартиру, по факту притоны с двумя квадратными метрами на человека. Ежемесячно просветленные платили взносы. Тем, кто не мог найти денег, предлагались обряды иного толка, с благотворителями и наставниками высшего ранга.
В детстве я была уверена, что папу знают всюду, во всем мире. Куда бы мы ни шли, на любом рынке, в любом дворе с ним здоровались. За пару лет «Сияние» проросло в город, как грибница. У него было много юридических обличий, бизнесы, которые преумножали капитал. Сомневаюсь, что послушницам что-то перепадало, но вот папа построил большой дом в частном секторе и выкупил много квартир, из
Маме на послушниц и сетчатые чулки было плевать, по-моему. Она-то жена, мать его ребенка, у нее официальный статус. В жены он выбрал именно ее, значит, она чего-то стоит. Он знает путь, она по нему идет, не задавая лишних вопросов.
«Сияние» проводило много ритуалов в лесу. Послушницы мазали себя и деревья кровью, плясали вокруг них. Наставники и ученики били в бубны и барабаны. Иногда все становились в круг, а отец танцевал в центре в одной шкуре, наброшенной на плечи. Потом он кормил духов огня водкой, раскалял в костре длинную железную пластину и прижигал себе и всем желающим язык.
Страшно мне не было. Наверное, я как-то с детства к этому привыкла. В целом нужно что-то очень серьезное, чтобы заставить меня поволноваться. Дагаев говорил, что не нашел страх, когда вытаскивал мою душу из Нижнего мира. Духи забрали и спрятали, сказал он, да и ладно, ведь медведице не нужен страх. Оюне страх не нужен.
Дети в детском саду первыми поняли, что со мной что-то не так. В отличие от взрослых, они видят вещи как есть, а не как им хочется видеть. В саду я никого не смущала, в младших классах тоже. А вот в средней школе пришло много новых детей, и расклад поменялся. Из-за смуглой кожи я стала «немытой», из-за длинноватого носа — «ведьмой», один раз в раздевалке после физкультуры меня облили водой.
Я сама не заметила, как давние знакомые перестали со мной общаться, как будто боялись себя запятнать. Они собрались вокруг девочки, переехавшей в Староалтайск из Новосибирска, ее звали Юлечкой. Она была старше меня на год — ей исполнилось двенадцать, — была красивой, веселой, богатой, и, в отличие от безумного, кричащего, пропитанного спиртом и пахнущего костром богатства «Сияния», богатство Юлечкиной семьи несло отпечаток тихой роскоши. Дела у той семьи тоже были тихими — Юлечкин папа пилил бюджеты с городской администрацией на ежегодной перекладке асфальта. Дагаев отзывался о нем не очень лестно, видимо потому, что все эти бюджеты проходили мимо, а дружить Юлечкин отец с Дагаевым не захотел.
Я Юлечке тоже не очень нравилась, но не сразу это поняла.
Однажды она подошла ко мне на перемене и предложила пойти к ней в гости после уроков. Андрей пытался меня отговорить. У него было ощущение, что Юлечка над ним смеется — не открыто, не к чему придраться. Смотрит как на муравьев, говорил он. Того и гляди достанет лупу, поймает солнечный луч и тебя сожжет. Андрею в школе тоже доставалось. Его мама — пока она была жива — и папа шаманили в «Сиянии», чистили карму всем желающим за деньги. Поэтому нас часто называли сатанистами. В ответ на это Андрей просто смеялся, наверное от бессилия.
В назначенное время я подошла к подъезду многоэтажного панельного дома, похожего на пенал. Юлечка уже ждала меня с двумя подругами. Мы поднялись на девятый этаж, но почему-то свернули не к квартирам, а на пожарную лестницу за лифт. Там было холодно, сумрачно, пахло мочой и сигаретами. У мусоропровода ожидали еще три девочки, Юлечка с двумя подругами стояли за моей спиной. Сначала меня толкнули сзади, кто-то выкрикнул «Сатана!» — и мир закружился, накренился, завалился на бетонный пол.
Домой меня привел Андрей. Он рассказал все папе, тот хмыкнул, ответив: «Оюна сильная, она их всех сожрет».