Семь способов засолки душ

Богданова Вера

Как Ника и подозревала, это просто глюки.

Она подходит ближе, присаживается на корточки. Рассматривает погруженные в воду плечи, локти, светлые нити волос, которые свились в воде, сплелись с водорослями.

Девушка вздрагивает, поднимает голову. Волосы облепляют ее лицо. Она распахивает глаз, затянутый молочной пленкой, глядит на Нику.

Ее зовут Надя, эту девушку. Ника когда-то ее знала.

Когда-то, четырнадцать лет назад, Надя легла на этот берег, сунула голову в воду и захлебнулась.

— Привет, — говорит Ника.

Надя открывает рот, но из него не вырывается ни звука, лишь вытекает черное и вязкое, капает на снег. Она

щурится в улыбке и по-змеиному соскальзывает в воду целиком. Ника бочком подбирается к краю, склоняется, всматриваясь в донную тьму. Ничего не разобрать.

Нога съезжает по склону в реку, вода льется в ботинок. Потеряв равновесие, Ника садится с размаху на снег. Под воду уходит вторая нога. Ника цепляется за берег, но пальцы только сминают снег. Что-то обхватывает лодыжку, крепко держит, дергает.

Вода смыкается над Никой, и холод обжигает так, что, кажется, сердце остановилось. Пульс закладывает уши, все вокруг теряет звук и контуры. Намокшая куртка тянет на дно.

Поверхность реки сгущается, мрачнеет, как небо в сумерках, и из ее чернильной плоти вдруг пробивается холодный желтый свет. Это луна. Огромная луна летит к Нике, а может, это Ника падает в укрытый тенью кратер, и что-то тянет ее за руку — правую, где татуировка.

Душа третья

выдох первый

Знай Рома, что Ника вздумает вот так вот искупаться, никуда бы от нее не отошел. Хрен бы вообще куда повез. Хотя теперь-то что, сам виноват. Мать позвонила, а он перепугался, думал, срочное, думал, оставит на минуту-две, ничего же страшного не произойдет. Мать, как оказалось, увидела новость про девушку-самоубийцу — на этот раз на ж/д путях, легла на рельсы, — и рыдала в трубку. Рома успокаивал ее: не, ну ты чо, это не Светка, Света жива, она просто проебалась в каком-нибудь притоне — нучтотыговоришьтакоеромачтотыговоришь — да все в порядке с ней. Будь это Светка, тебе бы уже набрали. Со мной связались бы. Нас бы вызвали на опознание, у них же есть Светкины приметы, ты же знаешь, я мотаюсь к ним, держу руку на пульсе, они нас помнят, дядя Толя их просил.

Когда мать позвонила, на долю секунды Рома поверил — Светку нашли. Поэтому он отбежал, решил не ждать. Накатил страх, что нашли мертвой. И надежда, что нашли живой. И желание, чтобы все это завершилось наконец уже хоть как-то, чем-то.

В итоге из-за его невнимательности чуть не отъехала другая девушка, которую ему доверили. Которую он сам, долбоеб, привел на берег к полынье. И Ника отъехала бы точно, не выплыла — в длинном пуховике-то.

Он обернулся раз — она сидела на корточках у берега, снимала на телефон дерево и реку. Обернулся два — а Ника уже в воде, бульк и привет. Рома еле успел подбежать и ухватить ее за руку. Не вывихнул, спрашивал потом. Рукой можешь шевелить? Ника кивала, глядя куда-то сквозь него.

Там, где ветки около берега в воду уходят, лед слабый, говорил, стаскивая с Ники ее мокрый пуховик и набрасывая ей на плечи свой. Кого пытался успокоить? Себя, наверное.

Склон скользкий и еще лед слабый, говорил, поддерживая Нику, когда они спешили через лес к машине. Ничего, сейчас согреешься и даже чихать не будешь. Спустя какое-то время не выдержал и подхватил ее на руки, так было быстрее. Она прижалась к его шее холодной щекой, что-то шептала про луну, и Рома постоянно спотыкался о кочки под снежными заносами, боялся уронить.

Когда тело вынимали, налили воды, склон наверняка скользкий, потом присыпало снегом, и еще этот лед слабый, вот ты и соскользнула,

повторял он, сажая Нику в машину и выкручивая печку на полную.

Ника его не разубеждала. Она стучала по мертвому экрану телефона пальцем. Мобильник не реагировал, Ника все равно стучала. Рома подумал — ну, пиздос воскрес, когда дядя узнает — а он узнает — Рома огребет по полной.

Оказавшись в квартире, Ника скинула одежду на пороге, рядом с ботинками, и прошла в ванную, оставляя на паркете мокрые следы и зябко втягивая голову в плечи. Завитки коротких темных волос облепили шею, смуглая спина сужалась к подтянутым и узким бедрам. Рома представлял себе пациентов психбольницы по-другому — зеленоватых, измученных таблетками. Но жилистая как мальчик-подросток Ника скорее была измучена тренировками.

Пока она грелась под душем, Рома осмотрел квартиру. Из личных вещей он заметил лишь пудреницу — лежала на подоконнике на кухне. Вещи в гардеробе занимали половину полки. Холодильник пустой. В тот день он его заполнил и пожарил картошку — единственное, что он умел готовить, кроме пельменей. Выйдя из душа, Ника удивленно подняла брови, съела всю картошку с черным хлебом и, коротко поблагодарив Рому, ушла спать. То, что произошло на берегу, они не обсуждали.

Продукты в итоге испортились, Ника не готовила. Она и в квартиру впускала не сразу — Рома подолгу звонил и стучал, затем перестал, понял, что нужно сразу набирать на телефон. Тогда Ника откроет дверь.

Мария Леонидовна приезжала пару дней назад. Ходила осторожно, как кошка по новой территории, все оглядела, от чая отказалась. Ника следовала за ней, стояла близко, касаясь матери локтем, но обнять решилась лишь на прощание и после заперлась в спальне. Возможно, Марии Леонидовне тоже было неуютно: в квартире у Ники чисто, но чистота эта нежилая, похожая на чистоту в отделе мяса после мытья кафеля сансредствами. Оставаться там не хочется совершенно.

Снова звонок — мать. Она снова говорит о девушке на ж/д путях. Они связывались с тобой, Рома? Никто со мной не связывался, мама, отвечает Рома, стараясь говорить тише, это не Света, я же сказал тебе. Мама постепенно успокаивается, и Рома торопится проститься. Но поздно:

— Где именно ее нашли? Ту девушку.

Ника стоит у двери в спальню, скрестив руки на груди. В одних трусах — видимо, переодевалась, но забыла, что собиралась сделать. С ней это бывает. Роме нравятся ее сиськи — небольшие, с мелкими острыми сосками. На тыльной стороне ладони растянутый и выцветший синеватый круг, будто шариковой ручкой рисовали. В нем круг поменьше, линии, галочки-птицы, человек, еще что-то мелкое и выцветшее, не разобрать.

Ника ловит Ромин взгляд.

— Отец набил, — говорит она. — Для защиты. У него была такая же.

— Это же сколько тебе было? Десять?

— Одиннадцать.

У Ромы в голове не укладываются татуировка и возраст. С историей Дагаева и его семьи всегда так: когда кажется, что хуже быть не может, она становится еще безумнее.

— А мама как на это? — спрашивает он. — Что отец тебе татухи набивал?

Ника пожимает плечами.

— Как и на остальное. Если папа что-то делал, значит, это нужно. Так где ее нашли?

Девушку нашли на ж/д путях. Точнее, как нашли — наехали. И новость как будто не совсем об этом, заголовок: «Коллапс на перегоне Власьево-Апатьевск». Поезд ждал три часа, три часа вытаскивали тело. Судя по всему, самоубийство, а не несчастный случай — девушка лежала на рельсах задолго до прибытия поезда. Личность не установлена.