Семь способов засолки душ
Шрифт:
Ссылка на сайт компании не работает, запрашиваемой страницы не существует. Ника смотрит на фото ванных комнат и кухонь, сделанных под ключ, а те подрагивают, выгибаются к Нике вместе с экраном телефона, пахнут плесенью, гнилыми перекрытиями.
Ника знает, чего от нее хотят.
выдох шестой
В Алтайском крае молодая женщина покончила с собой, бросившись под поезд
Староалтайск, 2004
Инцидент произошел в четверг в 21:00. Свидетели утверждают,
Движение поездов в направлении станции Апатьевск было прекращено в 21:10.
Самую первую самоубийцу из секты нашли на Потоке случайно. Все из-за прогнившей системы отопления на чердаке: перекрытие намокло и обрушилось вместе с потолком в квартиру этажом ниже. Из дыры лилась горячая вода. Вызвали аварийную службу. Работники поднялись на чердак и обнаружили ее: лет двадцать, кожа вздулась от кипятка. Запах не чувствовался, потому что здание было аварийным еще до протечки, часть крыши отсутствовала, как и стекло в чердачном окне.
Сказали, это одна из послушниц «Сияния». Она обдолбалась и вскрыла себе вены. Как уж это определили с такой степенью разложения, было непонятно. Незадолго до смерти она рассказывала родным о главе культа, Леониде Дагаеве. О том, что с помощью учителя она стала видеть духов, и те сообщили ей, что она теперь неуязвима.
Станешь тут видеть духов, когда ты истощена и тебя все время накачивают наркотой.
В конце девяностых жители Потока удивлялись редко. Милиции тоже было не до мертвых наркоманов: шприцы лежали прямо у подъездов, нормальные люди на тех улицах вообще старались не появляться. Жители напряглись чуть позже, на четвертой жертве, найденной на очередном чердаке. Мне было шесть тогда, я слышала лишь отголоски разговоров. В воздухе висела темная паника.
По району начали ходить патрули добровольцев. Не то чтобы они заботились о наркоманках, скорее боялись за своих детей. Мне и моим одноклассникам запрещали гулять одним, убирали приставные лестницы, ведущие на чердаки, — правда недалеко, в подвалы тех же подъездов. Вешали новые замки, но самоубийцы все равно как-то оказывались на чердаках, умудрялись забраться через узкий квадратный лаз. Я это помню. Они сами туда залезали за дозой, писали в газетах. Волна самоубийств из-за нового наркотика. Он сводит их с ума.
Все это было чушью, конечно же. По крайней мере наполовину.
Никого не интересовало, как они попадали в ту зависимость, эти отличницы и девочки-оторвы, дочки медиков, зэков, алкоголиков и матерей-одиночек с двумя высшими. Где и почему все эти девочки начали употреблять? Все и так знали. Все знали, но не хотели ничего делать.
Они ведь не были наркоманками, когда приходили в секту. Просто хотели найти себя. Мне думается, они прекрасно знали, кто они, но очень надеялись, что вдруг найдут какую-то новую и необычную себя. Что им вдруг скажут, что в них больше измерений и цветов, что у них есть особая сила, черта, выделяющая их из общей массы.
Живым из «Сияния» не уходил никто. Один ученик сбежал из «приюта», угрожал, что, если его станут удерживать,
Хорошая душа сияет, а плохая остается в бренном теле, таков был принцип моего отца. Сияющие души неуязвимы. Сияющие бессмертны. Сияющие говорят с духами предков, земли, реки и гор. Все послушницы хотели сиять.
Они ведь были уверены, что неуязвимы, идиотки. Что смерти лично для них нет.
выдох последний
Ника выдыхает в небесный голубой фарфор. Кажется, что по нему ползают полупрозрачные инфузории, белесые точки, но это лишь игра зрения. Солнце отражается от снега, колет глаза.
Вчера погода переменилась, ударили морозы. Воздух сухой и плотный, как холодная стена. Ветер щиплет лицо, уши болят — сережки примерзают к мочкам, и Ника заматывается в шарф по самые глаза. Зимнее утро в парке Староалтайска — это не про прогулку. Это про испытание, когда каждый вдох обжигает легкие.
Суббота, у жителей города семейный отдых. Родители тащат детей, дети тащат саночки и «ватрушки», все тащатся в Юбилейный парк. Сам парк раньше был заросшим и грязным, но теперь в нем есть удобные дорожки, лавочки с сиденьями, фонари, детские площадки, палатки с кофе и булками. От этого двухэтажные пустые бараки за парковым забором выглядят неуместно, как мусор, забытый посреди красивой площади.
Но Ника идет к ним.
Двухэтажный младенчески-розовый барак приветственно скалится осколками в оконных рамах, солнце искрится на острых краях и на снегу на подоконниках и крыше. На стене табличка с объявлением:
ВНИМАНИЕ! Ведется плановый снос дома.
Поверх наклеено другое объявление:
Избавление от наркомании и алкоголизма! Собрания каждую неделю, ДК «Радуга». Подпись: «Белое солнце» и номер телефона.
В окне первого этажа вывеска: «Агентство недвижимости. Офис продаж», но продавать здесь ничего не продают. Арендаторы в этом помещении никогда не задерживались. Когда Ника была маленькой, там был магазин. Она забегала в него за шоколадками, продавщица всегда ей улыбалась, спрашивала, как поживает папа. Удивительный он у тебя человек, мудрый, говорила она, как будто повторяя мамины слова. Потом, когда «Сияние» связали с наркотиками, секс-рабством и доведением до суицида, та продавщица перестала с Никой разговаривать и вообще что-либо продавать. Мне денег упыря не надо, так она сказала.
Окна их старой квартиры на втором этаже распахнуты — единственной квартиры, не записанной на секту. Видны сероватый заиндевелый потолок большой комнаты, люстра и трещина, которая змеится в штукатурке.
Подъезд не заколочен, у входа гора мусора, и Ника светит телефоном себе под ноги, чтобы не упасть. Она поднимается по лестнице. Ее ботинки не созданы для прогулок в мороз, и пальцы ног окоченели. Но ладони в карманах влажные. В одной руке Ника сжимает телефон, как будто он может выскочить, в другой — ключи, острый конец самого длинного торчит из кулака. Бояться глюков или мертвых бессмысленно, а вот живых Ника боится.