Семь-три. Оператор
Шрифт:
Увы, на эту сладкую бочку меда отыскалась-таки пресловутая ложка дегтя. В том момент, когда еще чуть-чуть, и Кристина бы оказалась на самом пике наслаждения, в дверь настойчиво позвонили. Один, другой, третий раз.
Разозленная Кристина лихорадочно пыталась отыскать рукава у пеньюара, пока Лесничий впрыгивал в спортивный костюм на голое тело, и первой подошла к двери, чтобы узнать, какие это непрошеные гости пожаловали к ним в такое неурочное время.
Посмотрела в глазок. Странно. Никого не видно. Вот еще новости! Соседская ребятня, что ли, балуется? Или опять пытаются продать мешками сахар, муку и прочие крупы? Но тогда почему так поздно?
Лесничий отодвинул Кристину в сторону, сам посмотрел в глазок, потом приложил ухо к двери. Стоял он так довольно долго, но, судя по всему, безрезультатно.
— Кристя, из твоих окон выход из подъезда виден?
— Нет, только часть двора и выезд.
— Жаль.
— А что такое? Кто это был?
— Не знаю. И мне это не нравится. Я просто слышал, как поехал лифт. Ладно, забудем. Пошли обратно.
Не сразу, но Иван смог сделать так, что Кристина напрочь забыла об этом злосчастном звонке. И потом еще долго лежала обессиленная, с разметавшимися по подушке волосами, чему-то счастливо улыбаясь во сне.
Изготовление вожделенного палантина заняло целых два дня. Сначала Кристина долго сооружала временный подрамник, пока не додумалась, что расписывать шарф можно, в принципе, и поэтапно. Полдня долой. Затем окончательное обдумывание рисунка и нанесение предварительных линий на материал. Прощай вечер. Так что весь следующий день, а это было 30 декабря, она провозилась с будущей обновкой. Кристине до смерти хотелось предстать на Новый год именно в этом наряде: вечернее платье и газовый шарф. Охота, понятное дело, пуще неволи, так что Лесничий, глядя на свою подругу, только посмеивался. Он первый день, как вышел в отпуск — остался недогул в две недели, — и поэтому мог не волноваться за то, что придется дежурить под новогодние праздники.
Иван в свою очередь тоже вел приготовления к завтрашнему торжеству. С разрешения Кристины он установил на подоконнике антенну на магнитной подошве, которую для верности привязал к оконной раме. Потом настал черед настройки рации. Выяснилось, что окна Кристины выходят четко на Теремок, так что сигнал шел чистый и четкий. Да и операторы Лесничего принимали на семь, на восемь в плюсе — не меньше. Завтра, как только пробьет полночь, он вместе с Кристиной будет поздравлять Службу спасения с Новым годом, передавать приветы родной третьей смене. Можно, конечно, было позвонить и на сотовые, но через эфир как-то роднее и ближе. Да и операторы попросили корреспондентов не загружать сотовую связь в новогоднюю ночь, поскольку печальный опыт прошлых лет показывал, что начиная с боя курантов и часов до двух ночи, ни Билайн, ни МТС не выдерживали шквала поздравлений и «висли», срабатывая на вызов лишь отдельных счастливчиков.
Лесничий был настроен быть первым в череде поздравляющих, хотя Ликвидатор недвусмысленно намекал, что лидер здесь может быть только один, и разумеется, им будет он, и только он. Остальные подвинутся. Тем более, что Ленка обещалась по возможности перейти на эфир где-нибудь без пятнадцати двенадцать и принять на себя всю корреспондентскую разноголосицу вплоть до четверти или половины первого. Так что Олег и подумать не мог: как это какой-то чужой человек первым поздравит его любимую? Не бывать тому!
А еще Лесничий готовил для Кристины сюрприз. С одной стороны, он был настроен весьма решительно и считал, что все пройдет, как по маслу. Но с другой стороны, подлый червячок сомнения не давал ему окончательно успокоиться. Дело в
Проблема была в том, как именно преподнести кольцо. Можно было отдать его, как простой подарок, но Ивана это не совсем устраивало. А набраться духу и вручить его, как знак помолвки, тоже было как-то неудобно. И страшно. Вдруг не примет? Вдруг отвергнет?
И опять-таки: помолвка. Вроде бы это западная традиция. На Руси было принято сватовство, а затем непременная свадьба. А он совершенно не хочет, чтобы Кристина думала, что если возьмет кольцо, то это чем-то обяжет ее. Она не из тех, кто удовольствуется ролью птицы в клетке. Пусть и позолоченной. Но ведь даже вольных птиц окольцовывают!
Так что Иван вконец запутался в своих желаниях и посему решил: будь как будет. Завтра, когда куранты начнут бить двенадцать, он посмотрит Кристине в глаза, скажет самые правильные слова, которые только сможет найти в своем сердце, и подарит маленькую бархатную коробочку. Она откроет эту крохотную шкатулочку, удивится, может быть, даже восхитится, и тогда он оденет это колечко на ее безымянный палец. Иван ужасно хотел сделать это сам, до дрожи в руках. Пусть это не обручальное кольцо, пусть ничего это такого не значит. Но все же…
Коробочку он до поры до времени спрятал среди своих вещей. Зная Кристину, он мог не бояться за то, что сюрприз будет обнаружен: она была совершенно нелюбопытна, что касалось его личной жизни и его вещей, и никогда бы не опустилась до перетряхивания вещей или поиска какого-либо «компромата»: следов помады на рубашке, женских волос на пиджаке и тому подобного. В отличие от подавляющего большинства женщин, которых знал Лесничий, ей это действительно было неинтересно.
А пока что Иван подготавливал ингредиенты для завтрашних салатов, чтобы на следующий день было поменьше мороки со всей этой стряпней, и не мешал Кристине творить. Раз уж ей так хочется предстать завтра перед ним во всем своем женском великолепии и обаянии, с каким-то немыслимым шарфом на плечах, не стоит этому препятствовать. Тем более, что он пока что ни разу не удостаивался возможности посмотреть, на что похожа Кристина в изысканном вечернем наряде. Когда она ездила на прощальный вечер к девчонкам, то не стала наряжаться, ограничившись джинсовым костюмом. А больше вроде как и поводов не было. Разве что тогда, в тот памятный первый вечер: легкое летнее платье, соблазнительно обволакивающее гибкую фигуру…
Мысли Лесничего плавно соскользнули на довольно фривольную тему, и через полчаса он с некоторым раздражением обнаружил, что больше не в состоянии изображать из себя повара. Тело было возбуждено до последней крайности, и думать о чем-либо, кроме этого факта, Иван уже не мог. Он желал Кристину, прямо здесь и прямо сейчас. Хотя изображать из себя камикадзе и отрывать ее от работы — это было бы последней степенью глупости, и грозило вылиться в продолжительное охлаждение со стороны Снежной королевы. Так не годится. Но что же делать!