Семь загадок Екатерины II, или Ошибка молодости
Шрифт:
— Я не вправе настаивать. Пусть будет по-вашему, мой друг. Мой старый друг.
— Кстати, господин Левицкий представил меня с томиком «Валери» в руках.
— Бог мой! С каким же? Со вторым?
— Нет, я слишком долго хранил вам верность, баронесса. Конечно, с первым.
Петербург. Дом Левицкого. Баронесса фон Беркхейм, Левицкий.
Дама высокая, стройная. В ротонде атласной — мех соболиный по краю переливается. На голове — шапочка соболевая, черной вуалью перекрыта.
— Господин Академии советник дома?
— А как же, ваше сиятельство. Как доложить прикажете?
— Скажи, баронесса Беркхейм господина советника видеть желает. Беркхейм — запомнил?
— Да вы, ваше сиятельство, не сомневайтесь. За мной пожалуйте, вот по лесенке.
Шубку своему лакею скинула: стоит — не шелохнется.
— Дмитрий Григорьевич, к вам баронесса…
— Жюльетта фон Беркхейм, господин советник.
— Прошу, сударыня, прошу. Может, тут у камина и расположитесь? Хоть и март на дворе, а у нас в Петербурге всегда промозгло.
— Я не хотела бы доставлять вам лишних хлопот, господин советник. У меня не совсем обычное дело, и я бы сразу хотела к нему приступить.
— Как пожелаете, сударыня, я весь внимание.
— Вы знаете, господин советник, что один из ваших заказчиков и, как мне стало известно, друзей скончался. Вы только что закончили его портрет, и моя матушка, баронесса Криденер, пожелала, чтобы я его взяла. Сколько вам требуется заплатить, я заплачу. Но где же он?
— Вы говорите об Александре Александровиче Стахиеве, сударыня?
— Да, конечно. Простите, мне непривычно произношение этого имени.
— Я не ждал такого визита, сударыня. Как, впрочем, не ждал и столь скоропостижной кончины моего старого доброго знакомца. Вот только у него остался воспитанник…
— Сын, хотите вы сказать, господин советник. Матушка посылала поговорить с ним. Он не намерен платить денег за портрет. И к тому же готов отказаться от своих прав на него после обещания матушки помочь ему в его продвижении по военной службе. Он состоит в Павловском полку, если не ошибаюсь.
— Простите мне мою настойчивость, сударыня, мне бы ни в чем не хотелось нарушать воли покойного.
— Напротив, вы ее выполните, передавая портрет мне.
— Тогда прошу вас, сударыня, вот он. Серое полотно падает с мольберта. Старческие руки не успевают подхватить. Первая мысль, как саван…
— Это и есть?..
— Это и есть Александр Александрович Стахиев, сударыня. Но — вы не встречались с ним, приехав в Петербург?
— Так вышло. Матушка намеревалась представить нас друг другу, но господин Стахиев отговаривался неотложными делами и, кажется, даже выезжал на какое-то время из Петербурга. Быть же на похоронах, не будучи знакомой с человеком, мне показалось не слишком ловким.
— Да, на них было совсем немного народу.
— Господин Стахиев был мизантропом?
— Нисколько. Так сложилась
— А вы, господин советник, вы знали его жизнь?
— Как можно сказать об этом с уверенностью, сударыня?
— О, нет, господин советник, не отказывайте мне в возможности узнать ее подробности. Матушка сказала, что вы были духовным наставником господина Стахиева и, значит, не могли не стать ему близким. Я прошу вас, господин советник. Очень прошу! Я с тем и приехала к вам сама.
— Что же, сударыня, вы хотели бы знать о господине Стахиеве?
— Все, что вы найдете мне возможным рассказать, решительно все. У меня растут дети, господин советник, и это будет нужно им не меньше, чем мне. Пожалуйста, не скупитесь на подробности.
— Но тогда, может быть, мы пройдем в гостиную, сударыня? Вам там будет покойнее.
— Нет-нет! Ведь господин Стахиев проводил последние часы своей жизни здесь. И потом, присутствие портрета…
— Ваша воля, сударыня.
— Из какой семьи происходил господин Стахиев? Он был простолюдином?
— Думаю, это определение не будет точным. Дед Александра Александровича был священнослужителем — он служил в церкви Знамения села Сарского, которое позже стало Царским. Село принадлежало государыне Екатерине Первой, и ходили слухи, будто отец Стахий был даже духовником императрицы. Во всяком случае, государыня очень к нему благоволила.
— Духовник императрицы… Он мог пользоваться влиянием при дворе.
— Сударыня, с моей стороны это было бы только домыслом. Я не знаком с придворным обиходом.
— Вы, господин советник? Вы шутите! Матушка говорила, что вашей кисти принадлежат портреты всех членов царствующей фамилии.
— И тем не менее. Одно верно — отец Стахий удачно выдал замуж двух своих доверей. Одна стала супругой господина де Брессана, другая — господина Пуговишникова.
— Это знатные русские фамилии?
— Нисколько, сударыня. Но вы интересовались влиянием при дворе. Господин де Брессан был камердинером императора Петра III — император очень считался с его мнением. Господин Пуговишников состоял секретарем Коллегии иностранных дел и доверенным сотрудником канцлера Бестужева-Рюмина, поддерживавшего будущую императрицу Екатерину Великую.
— Но вы ничего не говорите о сыновьях.
— Сын, насколько мне известно, был у отца Стахия один — Александр Стахиев. И он, благодаря браку сестры, поступил в Коллегию иностранных дел, состоял в русском посольстве в Швеции.
— Только в Швецию? Он был послом?
— Нет, сударыня, мне довелось познакомиться с Александром Стахиевичем в 1775 году, когда он получил назначение чрезвычайным посланником и полномочным министром в Константинополь. Это была исключительно важная должность — Россия устраивала крымские дела. Александру Стахиевичу сопутствовала удача и за заключение Айнали-кавакской конвенции он был награжден пятью тысячами душ крестьян и поместьем в Белоруссии. Об остальных наградах — а они были — я просто запамятовал.