Семь змей и мертвец
Шрифт:
В такие моменты каждый ключник понимал, что однажды он будет тем, кто впустит сталь меж ребер малефика, и тем самым прервет его безрадостное существование, полное вещей страшных и необъяснимых.
Данте пошатнулся назад, затем вперед, и неожиданно едва слышно застонал в резонанс со старухой.
— Сядь со мной. Посиди ещё чуть-чуть... Тополя... отцвели. Скоро надо в город идти... Мелкую с собой возьми... И удочку... Рыбки, рыбки на мелководье...
— У него бред, — Йоль дернул за рукав своего брата. Он была бледен, напуган, как мальчишка. — Его надо разбудить!
— Не у него. Не надо. Он знает, что делает...
Голова
— Не ходи к нему, и за лес не ходи, там ходят мертвые... Говорю тебе, зря всё это...
— Нашел, — одними губами проговорил Аларик.
— Огонь, огонь, огонь... Спасите! Ты что, оглох, тупица? Дети, дети... Рыбки на мелководье...
— Мам?.. Кто...
Йоль резко повернул голову на голос. Заметить можно было только удивленное выражение, в которое сложились черты лица — незнакомец развернулся и дал деру наверх. Раздался сокрушающий, громкий хруст, грянул гром. Разбилось окно. Брошенный нож гудел в косяке, прибив к нему обрывок ткани штанов — Аларик не успел.
— За ним! Это он!
Близнецы нырнули в дверной проем до того, как малефик закончил говорить. Выбежав за порог, они будто тут же растворились в сплошной стене всё усиливающегося дождя. Вспышка молнии легла яркими отблесками на их рыжие головы, озарила голые плечи быстро удаляющегося мужчины. Кто он? Почему — за ним?
Как бы то ни было, просто так от церковников никто не убегает. Тем более через окно.
Колдун задержался всего на мгновение: коснулся ладонью взмокшего лба, мазнул плечом по стене в поисках опоры, сделал шаг к двери.
Выйти ему не дал беспокойный — неожиданно издал шипящий выдох, раззявив пасть, и качнулся, расставляя шире руки. В его движениях появилась странная, очень не понравившаяся Данте осмысленная сила, а в гнили век, в глазницах, казавшихся совершенно пустыми, зрачки вспыхнули, как у кошки.
Данте вдруг вспомнил всё, что слышал об оживших трупах.
Говорят, беспокойные могут сломать хребет голыми руками.
Говорят, они будут пытаться убить тебя, даже если ты их без головы оставишь.
Малефик вряд ли был способен отрубить кому-нибудь голову вот так просто, за раз. Он не был воином. У него не было оружия. Нож при себе носил он только в пути, и тот так и остался притороченным к седлу. Обучаться владению мечом, топором или копьем малефикам возбранялось. Как и всякий церковник, он проходил обычную подготовку — медитации, дисциплина, техники дыхания, но больше внимания уделял лекарскому искусству, не боевым умениям. Нет, в рукопашном бою жилистый мужчина ещё мог показать себя, но не мертвецу же! Его бить — всё равно, что месить тесто. Но даже сжать кулак малефик мог сейчас лишь вполовину.
Потому с колдуном всегда путешествуют настоящие воины — будучи истощенным, обладатель пугающих воображение сил был беспомощнее цыпленка.
Он посмотрел на мертвеца, а мертвец — на него. Мертвецу было всё равно на то, что могло с ним произойти, а на стороне мужчины были самые обычные инстинкты. Как бы не была паршива жизнь, жить её стоило. Зарычав, колдун толкнул на трупа стол. Кухонная утварь с грохотом посыпалась на пол, Данте же мотнуло подобно сильно оттянутому маятнику. Не удержавшись на ногах и крайне неудобно подвернув стопу, он упал на локоть, тут же вскинулся. Колено прострелила
Собравшись, колдун оттолкнулся плечом и болезненно отозвавшимся коленом, смог перевернуться, почти подмяв мертвеца-Келена под себя. Почти — ловким движением беспокойник нырнул рукой под лопатку малефика, будто в надежде обнять, и вжал мужчину в пол лицом вниз.
Данте чувствовал пыль, за годы собравшуюся в половике, на своем языке. Дверь была открыта, и казалось, что ещё чуть-чуть — и можно сбежать. Дождь шумел громко, заглушая любые звуки борьбы, но, не отчаиваясь, малефик использовал свои способности. Глупостью было бы направлять энергию на беспокойного — хорошо, если в его черепушке хоть с ложку мозгов осталось. Вовсе не силы разума руководили мертвым телом сейчас.
Силу, что была у Данте, он подобно аркану бросил в воздух спящего Эмнода. Ему казалось, что он видел, как серебрится воздух там, где мчалась волна чистой энергии. Кто-нибудь? Кто-нибудь ведь услышит?
Захрипев от натуги, Данте с трудом приподнялся на локоть, крепко впился в косяк двери и подтянулся. Его лица коснулись капли дождя, отлетающие от порога. Глупо было думать, что мертвец в этот момент бездействовал. О, нет. Данте едва ли мог подняться на ноги — беспокойник вдавливал его в пол.
Надо было бежать. Схватить нож Аларика, всадить его в череп этой твари, и на второй этаж — дорогой сбежавшего проклятого чернокнижника.
Мысли Данте оборвались на полуслове — его бережно придержали за шею и несколько раз приложили о порог. Удар, удар, удар!
Колдун успел только заметить, как сами собой раскрываются его пальцы, сжавшие дверной проем, и как дождь шумит всё дальше и дальше. Оглушающая боль пронзила шею, но и её малефик почувствовал уже будто сквозь толстое покрывало.
Пробуждение оказалось неожиданным и неприятным. Неясная тень скользнула по прикрытым векам. Что-то острое уперлось в ребра, раз, ещё и ещё. Данте понял, что кто-то поддевает его ногой, как любопытный мальчишка пригревшуюся на солнце змею. Застонав, Данте перевернулся на спину, тут же охнув — он поднял тяжелую донельзя руку и коснулся головы. Затылок цел, а вот шея... Малефику показалось, что пальцами он ощутил острые выступы позвонков, и кровь, горячая и липкая, испачкала его пальцы.
Весь мир шел кругом. малефик чувствовал себя ребенком, которому завязали глаза, раскрутили сначала в одну сторону, потом в другую, и только потом сдернули повязку. Он едва мог сфокусировать взгляд — но понял, что над ним кто-то склонился. Кажется, ему что-то говорили, но всё, что слышал изувеченный — это стук собственного сердца.