Семь. Гордыня
Шрифт:
Станки не менялись десятилетиями, конвейерные ленты часто были разлохмачены и сильно потёрты, компьютеры на рабочих местах как минимум мои ровесники, а то и старше. Сами люди часто филонили и просто пили чай, курили или болтали прямо на рабочих местах. Очень часто обсуждали воровитого директора, растаскивающего всё, что плохо лежало, задерживающего месяцами зарплату и урезавшего премии по малейшему поводу. Ругали начальников цехов, за их жадность, тупость и непрофессионализм, и совсем не ругались на начальницу цеха микроволновок. Немного ворчали, но открыто никто ничего не предъявлял ей. Все знали — Анатольевна горой
Маринку любили, из всех начальников она была самая правильная, справедливая, честная, хоть строгая и жёсткая. Только в её цеху работники получали премии, полностью оплачиваемые больничные и тринадцатые зарплаты. Только в её цеху были самые маленькие задержки по зарплате, хотя завод, вроде как, единый организм и всё у всех должно быть одинаково. И только она одна из десятка начальников цехов была на ножах с директором.
Каждый раз, когда Семёнов вызывал Зорькину «на ковёр» в свой кабинет, из-за закрытых дверей доносилась нецензурная брань, крики и громкая ругань, в основном женским голосом, нарушающие все приличия и законы субординации. Каждый раз, когда Марина Анатольевна шла в кабинет Виктора Андреевича, люди жадно ждали очередное шоу, а потом обсуждали и смаковали детали происшествия в столовке во время обеда.
А вот после «крестового» похода Марины Анатольевны к директору, сотрудники старались не попадаться ей на глаза, пока начальница не отходила от эмоционального сражения и не переставала рычать на своих подчинённых. За глаза рабочие ворчали про банальный бабский недотрах. Ходил слух о муже Зорькиной, слишком творческой и увлечённой натуре, которая порой просто забывала о супружеском долге на долгие месяцы, увлекаясь своим творчеством или молоденькими фанатками. Откуда такие сведения у простых рабочих — непонятно.
Подводя итог, единственный обнаруженным мною плюс во всей этой богадельне — это чистота. Оборудование и стеллажи без пылинки, ржавчины и грязи, конвейеры хоть и старенькие, но смазанные, подкрашенные и чистенькие. Ну и кормёжка в столовке. Значит, всё же два плюса.
Если не ошибаюсь, по бумагам здесь работало почти тысяча человек. Это не так уж и мало. Только ежемесячный зарплатный фонд складывался в очень приличную для меня кругленькую сумму, но отец об этом позаботился, как ни странно. Перевёл на мой счёт зарплату рабочих в трёхмесячном эквиваленте, предстоящие налоги и обязательные коммунальные платежи на те же три месяца, и умыл руки, дав понять, на этом его обязательства передо мной полностью исчерпаны. Ладно, разберёмся. Три месяца в запасе у меня есть, да и какие-то поступления от отгрузок продукции предвидятся. Жить можно.
Пару раз в день к нам на склад наведывалась Марина Анатольевна. Осматривала всё придирчивым взглядом, беседовала с кладовщиком, давала ему какие-то указания и уходила. Одним прекрасным днём, пересеклась со мной. Будь она неладна!
— Ты новенький? — задумчиво поинтересовалась Зорькина, когда Николай с двумя сотрудниками ушёл на обед, оставив меня за старшего.
— Ага, — подтвердил я, развалившись на офисном стуле и передыхая после разгрузки машины. — Алексей.
— Как тебе у нас? — начальница цеха всё так же задумчиво провела пальцем по столу кладовщика и поднесла пальчик к лицу, проверив его на чистоту и наличие пыли. — Никто не обижает?
— Да нет, Марина Анатольевна. Всё хорошо.
— Ясно. Ну и хорошо…
— Марин. Что-то хотела? — донёсся до нас голос вернувшегося с обеда Николая.
— Да, Коль. Я заберу мальчика у тебя на пару часов?
— Забирай, — махнул на меня рукой кладовщик, сел за свой рабочий стол и потерял к нам всякий интерес.
— Пошли со мной, новенький, — хмыкнула в мою сторону Марина Анатольевна и, не проверяя, послушался я её или нет, молча двинулась на выход из склада.
Следующие несколько часов просто выпали из моей жизни, заставив забыть и про свой законный обеденный перерыв, и про то, что я вообще-то не раб, а нормальный наёмный сотрудник не только с обязанностями, но и какими-никакими правами. Моя непосредственная начальница гоняла меня по всему цеху: смазать конвейерные ролики, подтянуть болты, прибраться на рампе, пригнать погрузчик, отогнать погрузчик. Часа через два мне дали новое ответственное поручение, всучив ведро, тряпку, пачку едкого порошка и отправив протирать освободившиеся от готовой продукции полки, тянущиеся метров на пять в высоту…
Складывалось такое впечатление, что я был первый, кто умудрился получить такое задание, пыли там тьма, и чем выше, тем грязнее. А я ведь думал, что на заводе чисто. Просто нужно знать места.
Три часа к ряду я драил, потел, кряхтел и измазался с ног до головы, как чёрт. Но всё же, за час до окончания рабочей смены, я победил. С чистой совестью вылил воду, прополоскал ведро, промыл тряпки и вернулся к стеллажам, присев на нижнюю полку передохнуть, прикрыв на минутку глаза и прислонив лоб к холодному металлу стойки. Спина болела так, словно мне в задницу вогнали лом, который не давал нормально согнуться или разогнуться, а руки немного потряхивало. А ведь я считал себя достаточно тренированным и не слишком хилым пареньком. Наивный. Это тебе не на турнике прохлаждаться, Алёша…
— Прохлаждаешься? — вкрадчивый, обманчиво заботливый голосок прозвучал прямо над моим ухом, словно прочитав мои мысли. Марина Анатольевна — собственной персоной. Недовольно скривилась, будто лимон целиком проглотила, и брезгливо рассматривала моё грязное, потное тельце.
— Да я только присел на минутку, — вместо того, чтобы послать её, принялся оправдываться я, пряча свою сраную гордость и природное упрямство подальше и поглубже.
— Можно подумать, всё сделал и присел, — хмыкнула моя начальница.
— Всё, — равнодушно кивнул я.
— Пошли проверим…
Она бодро рванула по стремянке на второй этаж стеллажа, проверяя рукой наличие пыли, а я покорно стоял внизу, придерживал лестницу и старался не смотреть вверх, где под юбкой начальницы цеха виднелись её стройные ножки и красные трусики, впивающиеся между женских ягодичных половинок. Вот чёрт — я всё же глянул! Ну и хрен с ней!
Марина Анатольевна спустилась вниз, демонстративно сунула свою руку мне под нос и вопросительно, с вызовом посмотрела в моё лицо. Ну хрен знает — как по мне, так её ладонь была девственно чистой. Видимо, у Зорькиной на этот счёт имелось своё мнение, противоположное моему.