Семь. Гордыня
Шрифт:
— Уже подыскиваю тебе замену. Как только найду, сообщу. А пока сиди на месте и выполняй распоряжения.
Я поднялся с кресла, развернулся и вышел из кабинета. Восемь часов — мне пора на работу.
Глава 11
Я выгрузил на стеллаж очередную партию готового товара и задумчиво облокотился подбородком на руль, прогоняя в уме всё, что я успел сделать здесь за это время.
Две недели пролетели довольно стремительно, и я даже стал привыкать к работе на складе днём, а по вечерам и ночам к возне с документацией. Работать руками
Мы перестали работать с поставщиками, снабжающих нас откровенным дерьмом, прервали сотрудничество с несколькими сетями, которые часто брали товар в долг, или как сказал Андреич — под реализацию, и очень редко и неохотно отдавали. Но зато систематически и стабильно обеспечивали нас браком, боем, некондицией, залежавшимся и потерявшим нормальный вид товаром. Нахрена нам такие клиенты тире партнёры — непонятно. Лучше делать меньше, но лучше, качественнее и без нервотрёпки. Завоевать весь рынок мы ещё успеем. Ну или не успеем, но хуже уже точно не будет.
Работы предстоит ещё много, а дело двигалось маленьким, миллиметровыми шажочками. В плюс мы всё ещё не вышли, не такие уж глобальные изменения и инновация я внедрил. Но тех денег, что кинул на счёт отец, и что удалось сэкономить — по моим подсчётам должно теперь хватить не на три месяца, а месяцев на пять-шесть. Не густо, конечно, но банкротство откладывается как минимум на полгода.
Нужно либо привлекать капитал, как нудел Андреич, и менять здесь всё к чертям, либо придумать что-то эдакое… И кое-какая мысля на этот счёт у меня имелась. Найти бы время и спуститься в тот злополучный бункер для тщательного обследования, посмотреть, можно ли его приспособить для моих нужд или нет.
— Я разве не увольняла тебя? — раздался над моим ухом слегка удивлённый голос начальницы цеха Марины Анатольевны.
Я исподлобья глянул на стоящую надо мной Маринку и мотнул головой:
— Ну, раз я всё ещё работаю здесь, то скорее всего, нет.
Сегодня она выглядела как-то иначе. Нарядная, в белой рубашке, черных деловых брючках и туфлях на шпильке. Подкрашенные губки, строгие очки, дерзко распущенные волосы и лёгкий аромат дорогих духов. Такой запах я слыхал от Лизки, а она точно не будет брызгать на себя дешёвое фуфло.
Как я ни старался не попадаться ей на глаза, но ничего у меня не выходило. Она словно преследовала меня — постоянно придумывала мне какую-то работу, давала поручения и задания, а когда рабочих в цеху стало меньше, насела на меня с удвоенной силой. И что самое странное — она только сейчас вспомнила, что хотела уволить меня две недели назад?
Я вот одного не мог понять — почему именно я? Все сотрудники любят и боготворят её: «Наша Маринка справедливая», «Наша Маринка за нас горой», «Наша Маринка прислушивается к сотрудникам», «Наша Маринка обедает с нами за одним столом, как с равными». Я вот тоже обедаю со всеми — и что? Мне кажется, я её почти ненавижу, как и она меня. Вечно придирается ко мне, бросает подозрительные взгляды, словно я что-то украл или собираюсь украсть, и перепроверяет всё, что я ни делаю. Дважды. И пилит, пилит и пилит.
«Ты не так поставил!»
«Не туда!»
«Тебя кто на погрузчике учил работать, косорукий придурок!»
«Хватит прохлаждаться!»
«Ты почему ушел вчера и не доделал работу?! Не смей так больше делать, и не важно, закончился рабочий день или нет!»
Ребята уже начинали подшучивать надо мной, подогревая мою ненависть к начальнице.
— Кажется, Маринка к тебе неравнодушна, Лёх.
— У кого-то есть шанс продвинуться по карьерной лестнице! Нужно только вовремя подсуетиться.
— Только когда поднимешься наверх, нас не забудь.
— Бьёт, значит любит!
Три дня назад по цеху пошёл слух, что Маринку увольняют. Ребята заволновались, засуетились и запереживали. Особенно девчонки. Это было странно, в моих списках Маринки не было, и я к её увольнению, как ни странно, не имел никакого отношения.
— Не удивительно! — фыркнула вездесущая Снежана, когда мы почти всем цехом собрались на обеденный перерыв в столовой. — Только в нашей смене самые большие зарплаты. Маринка старается проводить нам все заслуженные премии, переработки и социалки.
— Я говорил с парнями из других цехов, там все переработки на общественных началах, — подтвердил Ярик. — И что самое странное, цех получает деньги за переработки, а сотрудники нет. Куда уходят деньги? Либо директору, либо начальникам цехов.
— Поэтому Марина Анатольевна с директором на ножах. Постоянно орёт у него в кабинете, спорит, ругается. Я столько раз лично это слышала!
— Догавкалась наша Маринка! И кто же вместо неё будет теперь?
— Да возьмут кого-то по знакомству, как всегда.
— Ой, ребятушки! Жопа нам! — сокрушённо покачала головой Снежана.
— А что, если мы вместе с Маринкой уйдём?
— Дура? Где ты работу найдёшь сейчас? Да и у нас только налаживаться всё началось. Долги выплатили…
— Ну конечно, налаживаться. Ходят слухи, что завод через пару месяцев закроется и объявит себя банкротом.
— Туфта это всё! Не стали бы они тогда долги по зарплате платить. Это деньги на ветер.
— Много ты знаешь!
— Да уж побольше тебя.
— Но Виктор Андреевич не может ведь просто так уволить Марину? — прервала разгорающуюся перепалку ребят Снежана. — Нужен официальный повод.
— Может. Триста человек уволил, а её не уволит? Держи карман шире! Две недели отработки, подыскать замену на её место, если ещё не нашли, и скатертью дорожка. Хорошо ещё, если не по волчьей статье уволит. А он может. Андреич мужик злопамятный!
— Шухер! — громко прошипела Снежана. — Анатольевна движется в нашу сторону…
С тех пор, уже как три дня, цех будоражит новость о скором увольнении нашей начальницы. Ребята то порываются уйти за ней, то устроить забастовку, то поговорить с директором, в надежде уговорить его не выгонять Зорькину.