Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 3

Бабаевский Семен Петрович

Холмов не успел ответить. Взволнованная, обрадованная, появилась Ольга.

— Погляди, Холмов, кто к нам приехал! И как раз угодил к обеду! Иди встречать! — радостно говорила она.

Холмов вышел во двор. В раскрытые Чижовым ворота въезжала, покачиваясь, знакомая «Чайка». Горячие ее колеса дрогнули и замерли возле родника, и с них на траву посыпалась спрессованная ветром пыль. Чижов подбежал и открыл заднюю дверцу. Из машины вышел улыбающийся, опаленный степным ветром и солнцем Проскуров. Обнял Холмова своими сильными руками и сказал:

— Так вот где твое гнездовье! Прекрасное место! Один вид на море чего стоит!

Холмов

освободился от объятий, поздоровался с Игнатюком, Чижовым и, обращаясь к Проскурову, спросил:

— Какими судьбами, Андрей? Не ждал, не ждал.

— Решил навестить отшельника! То ты ко мне вдруг нагрянул, а теперь я к тебе заявился. Как ты тут, Алексей, поживаешь?

— Как видишь.

— Вижу, посвежел, посмуглел. А как здоровье?

— Отлично! Особенно чувствую себя хорошо после поездки в Вознесенскую и в Южный. В Вознесенской поездил с Сагайдачным по полям и сразу поздоровел. Спал в бригаде, а то и прямо в поле на валке соломы под чистым небом. Прекрасно! Раньше, веришь, я как-то этого не замечал.

— Иван Сагайдачный был у меня, рассказывал, как ты помогал вознесенцам убирать хлеб, — сказал Проскуров. — Да, вознесенцы молодцы! Они вчера уже рассчитались по хлебу. Не зря ты просил для них грузовики. Это ускорило переброску зерна.

— Грузовики нужны там, где есть зерно, — ответил Холмов. — У вознесенцев оно есть. А как в других районах?

— Плохи у нас дела в Камышинском, — грустно сказал Проскуров. — Стрельцов не тянет. Старается, а ничего у него не выходит.

— Командируй меня в Камышинский! — щуря веселые глаза, сказал Холмов. — В помощь Стрельцову.

— Сперва поеду сам. Если дело не поправлю, тогда, так и быть, пошлю тебя. — Проскуров вошел на веранду. — А книг-то у тебя сколько, Алексей! И все о Ленине! Зубришь ленинизм?

— Зубрю помаленьку, — ответил Холмов. — На старости лет хочу малость ума поднакопить. Может, пригодится. И еще есть у меня желание стать лектором. Усиленно готовлю себя к этому поприщу. Одобряешь?

— Не одобряю.

— Да почему же?

— Зря, зря. Смотри, как бы голова снова не заболела, — Проскуров сочувственно посмотрел на Холмова. — Надо это занятие прекратить.

— Невозможно. И рад бы, но не могу.

— Почему?

— Да так вот, не могу, и все. — Желая сменить тему разговора, Холмов обнял стоявшего рядом сына. — Андрей, ты очень кстати приехал. Главный винодел здешнего завода, мой сын Антон, привез бутылочку вина новой марки. «Луч солнца» — превосходная штука! За обедом мы эту бутылочку и разопьем!

Проскуров смотрел на Холмова и во внешнем облике его видел что-то для себя непривычное. Холмов и помолодел, и поздоровел, и лицо его посмуглело и посвежело. В глазах уже не было той хорошо знакомой Проскурову суровости и начальственной строгости. Добрая улыбка, подчеркнутая вежливостью, тихий, ласковый голос — все как бы говорило, что в Холмове происходила и еще происходит очень важная душевная работа.

Между тем и Холмов заметил, что у его друга появилась новая осанка. Проскуров не то что пополнел, а как-то раздобрел, округлился лицом. Костюм из тонкой немаркой ткани сидел на нем тоже как-то уж очень красиво, искусно придавая его коренастой фигуре солидность. Холмов не мог не заметить, как Проскуров, выходя из машины, небрежно, не оглядываясь, прикрыл дверцу. Говорил громко, смеялся весело, как обычно говорят и смеются те, кто знает себе цену и рассчитывает на одобрение тех, кто их слушает. Даже то, что дверцу

Проскурову открыл Чижов, как он когда-то открывал ее Холмову, тоже говорило, что приехал не тот Проскуров, каким он был раньше. «Удивительно, как быстро меняется человек, — думал Холмов, поглядывая на гостя. — Если бы можно было поставить для сравнения этого Проскурова рядом с тем Проскуровым, каким он был в районе, и посмотреть на них! Совсем же разные. И это хорошо. Так оно и должно быть. Проскуров словно бы и возмужал, и внешне стал солиднее, и, чувствуется, сознает ту ответственность, которая лежит на его плечах. Сам он этих перемен в себе, наверно, не замечает, как в свое время, будучи молодым, я не замечал в себе тех же перемен».

В разгар уборочной страды Проскурова заставило приехать в Береговой не только желание повидаться с другом, а главным образом тревожное письмо Ольги. Жена Проскурова читала его вслух. Ольга подробно описывала замеченные ею ненормальности в поступках мужа и просила Проскурова приехать и привезти врача — специалиста по нервным заболеваниям. Ничто так не удивило и не озадачило Проскурова и его жену, как сообщение Ольги о том, что Холмов сжег лекцию, которую по его просьбе написал Чижов, а также то, что Холмов якобы неравнодушен к какой-то смазливой своей соседке.

— Лекцию сжег — в это я верю, это в характере Холмова, — рассудительно сказала жена Проскурова. — Что же касается увлечения соседкой, то тут Ольга наговорила лишнее. Такое не в характере Алексея Фомича. Он всю жизнь ни на кого, кроме своей Оли, не смотрел.

Видя на столе и на стульях книги и книги, толстые и тонкие тетради, какие-то записи на листах бумаги, Проскуров твердо решил: во-первых, во что бы то ни стало убедить Холмова прекратить всякие умственные занятия. Посоветовать ему побольше гулять, купаться в море, принимать воздушные ванны. Во-вторых, побывать у Медянниковой и порекомендовать ей, чтобы не поручала Холмову лекции. «Будто у нас мало отличных лекторов», — подумал Проскуров.

— Андрей, пойдем, покажу наше жилье, — сказала Ольга. — Сперва сюда, в спальню.

Вместе с Ольгой Проскуров прошел по комнатам, побывал на кухне. Тут он успел сказать Ольге, что ее тревоги напрасны, что Холмов и выглядит хорошо и настроение у него отличное. Когда они вернулись на веранду, Проскуров громко и весело сказал:

— Не домик, а дачка! Верно, невелика, но уютна! Но есть в этой дачке один весьма важный недочет. Он касается тебя, Ольга Андреевна. — Проскуров доверительно улыбнулся Ольге. — И позволь мне, Оля, этот недочет ликвидировать! Речь идет о газе. Как же вы живете без газа? В наш цивилизованный век — и жить без газа? Преступление! Но ничего, дело это поправимое. — Чижов! — позвал он. — Запиши в свой талмуд или запомни: газовую плитку и сменные баллоны! И чтобы без задержки!

— Будет исполнено! — сказал Чижов.

— Этого делать не нужно, — сказал Холмов. — Мы тут сами. Да и Медянникова обещала помочь. Она телефон мне поставила. Заметил?

— Вот эта забота ни к чему, — сказал Проскуров. — Надо тебе отвыкать от телефонов. Это мне без телефона нельзя. — И к Чижову: — Хорошо, что у Алексея Фомича есть телефон. Позвони сейчас же в Южный Алферову насчет газа.

Пока Чижов звонил, Проскуров прохаживался по веранде, любовался видом на море. Посмотрел на плакучую иву и родник, покачал головой и мечтательно заметил, что это печальное деревцо над чистым ключом есть не что иное, как кусочек самой поэзии.