Семен Палий
Шрифт:
На том берегу послышалось какое-то движение. Карл остановился прислушиваясь. Над головой снова просвистела пуля. Вторая, третья. Вдруг король почувствовал жгучую боль в ноге. Он закусил губу и пустил коня шагом. Один из солдат, ехавших сзади, увидел кровь, стекавшую с королевского сапога.
— Из вашей ноги течет кровь, гоните коня поскорее.
Карл продолжал ехать шагом.
— Я так и знал! — крикнул Левенгаупт, увидев раненого короля. — Скорее за лекарем!
— Это пустяки. Позовите Спарре и Гиллеркрона.
— Мы здесь, ваше величество.
— Генерал, — обратился король к Спарре, — пошлите две тысячи солдат в траншеи к Полтаве. Осаду не снимать. Полтаву мы возьмем боем. Две с половиной тысячи направьте для охраны обоза гетмана. Вы, Гиллеркрон, возьмите половину своего корпуса и станьте на Ворскле, вон там, чтобы не зашли с тыла.
Карл чувствовал, что силы покидают его. Не хотелось упасть при солдатах и офицерах. Подъехал Реншильд.
— Ваше величество, с провиантом…
Левенгаупт дернул его за рукав. Однако Карл услышал.
— С провиантом плохо? Послезавтра будем обедать в московских шатрах, там хватит, — и дернул повод.
Глава 26
ДРУЗЬЯ ВСТРЕЧАЮТСЯ СНОВА
Комендант зевнул, потер рукой давно не бритую щеку и отодвинул в сторону бумаги, накопившиеся за три дня. В комнате было холодно и неуютно.
«А сегодня чем-то вкусным пахло на кухне», — вспомнил он. При этом сухощавое лицо старенького коменданта расплылось в радостной улыбке. Он натянул на себя теплый тулуп и собрался было выйти, когда под окнами задребезжал колокольчик и кто-то тпрукнул на лошадей. В комнату вошел солдат, устало откозырял коменданту и подал пакет.
— Заключенный Михайло Самойлович переводится в Томок.
Комендант вскрыл пакет:
— Возят, их с места на место, сам не знаю зачем. Куда с ними деваться? Федор!
Из боковых дверей вышел молодой, лихой капрал.
— Еще одного привезли. Куда мы его денем?.. Погоди, это не атаман ли какой казацкий? Так и есть, «бывший гадячский полковник». Давай отправим его к Палию, там рады будут земляка повидать. Проводи его туда.
— Может, пусть к волостному едут? Пока не было волости, мы устраивали, а теперь волость — они над ссыльными начальники.
— Не хитри. Итти не хочется? Так солдат подвезет. А не то, погоди, вон Соболев идет, он живет поблизости. Позови его.
Капрал выбежал на крыльцо и вернулся с Соболевым.
— Покажешь дорогу к Палию. Вашего полку прибыло, еще одного привезли.
Соболев кивнул и пошел с солдатом к саням. Он сел рядом с закутанным в старый кожух человеком и равнодушно посмотрел на него. Лошади мелкой рысцой повезли их по узким улицам Томска. Соболев устроился поудобнее и еще раз взглянул на сидящего рядом человека: высокие стрельчатые брови, заросшее густой щетиной лицо, длинные казацкие усы. Тот почувствовал взгляд и повернулся к сопровождающему.
— Не припомнишь, где видел? — улыбнулся он. — Колымака, выборы гетмана, разговор на холме.
— За что же тебя сюда сослали?
— За то, что донос Забилы в приказ передал. И от себя кое-что добавил про Мазепу. Как он деньги Голицыну давал, как поборами людей в Рыльской волости замучил.
— Самойлович! Вот где бог привел встретиться. — Он крепко пожал протянутую руку.
— Куда дальше? — крикнул с передка солдат. — Уже и домов нету.
— Сюда, налево. Знаешь, куда едем? — спросил Соболев Самойловича. — К Палию.
Возле маленького домика, стоявшего у самого леса, Соболев соскочил с саней. Столетние кедры и сосны протянули над домом свои длинные ветви. С ветвей на крышу падали хлопья мягкого снега.
Из домика вышел Семашко и с удивлением посмотрел на прибывших.
— Принимай гостей, землячка привез.
Сгибаясь под низкой притолокой, вошли в маленькую, но чистую хату. Палий сидел на корточках возле печи и колол на мелкие щепы полено. Он поднялся навстречу, отбросил со лба прядь белых волос. Прищурил глаза.
— Никак Михайло Самойлович?! Были когда-то знакомы. Подойди, земляче, обнимемся.
Поздоровавшись, Палий снова опустился на скамью.
— Тебе лежать надо, болезнь — не свой брат, — с упреком сказал Соболев.
Федосья, помогая Самойловичу раздеться, кинула через плечо:
— С самого утра ругаюсь с ним. Разве удержишь? Ох, и непоседа!
— Бока уже пролежал. А ты, Михайло, надолго к нам?
— Разве я знаю? Я уже в пяти местах в Сибири жил.
— А я в трех только.
— Слыхал я, тебя в Енисейск засылали…
— Я там и не был. Везли в Енисейск, да не довезли. Месяц в Москве держали, потом сослали в Верхотурье. Дальше в Тобольск. А вот уже около двух лет здесь живу. Отсюда, верно, и на кладбище понесут. Когда помру, — обратился Палий к Семашке и Федосье, — так чтоб рядом с Корнеем положили.
— С каким Корнеем? — спросил Самойлович.
— Побратим мой, приехал со мной сюда, тут и кости сложил. А как хотел на Украине помереть! Все ему поля и леса наши виделись. Веришь, плакал перед смертью.
— Хватит, Семен. Галя, достань-ка лучше чего-нибудь гостей угостить.
— А земляки тут есть еще? — спросил за столом Самойлович.
— Кроме нас, никого. В Тобольске встречал.
— Я тоже встречал. И думаете, кого? Ивана Самойловича, гетмана бывшего.
— Я думал, умер он.
— Может, и помер теперь. Худой был, оборванный, одни кости. И в уме помутился. Все гетманом себя видел. Бродяги смеялись. Бывало подойдет какой-нибудь: «Ваша вельможность, кому доверишь универсал написать?» — «Мазепа пусть напишет, мудрая у него голова. Добрый писарь. Я его генеральным судьей назначу». Порой прояснялось у него в голове, но о Мазепе он ничего не знал. Не знал, что тот навет на него написал и Голицына подкупил…