Семейная могила
Шрифт:
Я кое-как попытался ей это объяснить — так думал, она меня убьет. Пришлось на всякий случай спрятать все острые ножи в доме и поменять батарейки в пожарной сигнализации.
Мне ужасно хотелось поговорить об этом с Креветкой, но, когда мы наконец встретились, я вдруг ни с того ни с сего заладил про то, какая Анита распрекрасная. Меня просто понесло, будто челюсти заклинило. Это, конечно, чистая правда, но я-то хотел спросить, как мне теперь быть с той фурией, которую сам же и выпустил на свободу. Потому что за эти несколько дней Анита стала совсем другим человеком. Такой я ее еще не знал. Она огрызалась на все вопросы, напрочь забросила готовку, а однажды даже нарочно
Ну спасибо. Похоже, единственная женщина в моей жизни, которая не считала меня дураком, — это моя мать. Хотя, может, она просто помалкивала по доброте душевной.
А потом все вообще закрутилось, как карусель. То придешь домой — сидит ревет над каталогом из ювелирного и словно невзначай нащупывает мою руку. Тут я заливался краской с ног до головы и не мог вымолвить ни слова.
А иной раз придешь — стоит, волосы дыбом, и прямо ногтями сдирает со стен обои, которые сама же и поклеила. Я уж не знал, куда деваться. В конце концов я спросил, нет ли у них в больнице кого-нибудь, к кому она могла бы обратиться за помощью.
А она взяла и вышвырнула мой магнитофон в окно.
Причем в закрытое.
ГОД ВТОРОЙ
СОЛНЕЧНО, БЕЗ ОСАДКОВ
11. Дезире
Бенни позвонил мне в библиотеку, чуть не плача. Я даже сначала толком не разобрала, что он там несет.
Анита тоже беременна! И только что ему об этом сообщила.
Трубка выпала у меня из рук и со стуком упала на новый березовый стол. Я подняла ее и бодро произнесла:
— Ну видишь, как прекрасно, будем теперь дружить семьями! Придется тебе купить двухместную коляску на случай, если сразу оба погостить приедут! — и бросила трубку.
Потом я отправилась с работы, сославшись на головную боль, пришла домой и проспала четырнадцать часов подряд.
Я проснулась от телефонного звонка, ничего не соображая. На улице было еще темно, и я умудрилась уронить телефон на пол, прежде чем мне удалось снять трубку. Это был Бенни.
— Она все выдумала! — затарахтел он. — Ей так плохо, я ее понимаю, сейчас нам всем непросто, но надо же…
На том конце трубки раздавалось мычание коров и стрекот доильных аппаратов. Значит, он звонит из коровника. Я снова бросила трубку, выдернула телефон из розетки и тут же заснула.
Проснувшись, я окончательно поняла, что вполне могу смириться с тем, что нам с Бенни не жить вместе. И мне не придется драить кухонные окна, засиженные мухами, или волочить коляску по грязным раздолбанным дорогам без всякого освещения. Я позвонила ему в коровник и прямо так и сказала.
— Но это не значит, что я не готова попробовать! — добавила я. — Просто советую тебе хорошенько все обдумать. Ты должен отдавать себе отчет, на что ты идешь. И дело не в том, кто из нас беременный, а в том, что я не умею водить трактор и не собираюсь готовить сардельки! Я ненавижу сардельки! — Тут я сорвалась на фальцет, но постаралась взять себя в руки. — Гм… Смог бы ты жить со мной, зная, что больше никогда у тебя не будет сарделек на ужин?
Он немного помолчал.
— А к клецкам ты как относишься? — осторожно спросил он.
Так что три недели спустя я села в автобус и поехала к нему с большущей упаковкой готовых клецек. Анита съехала за неделю до этого.
Войдя в кухню, я выпала в осадок.
Ладно, у нас с Анитой разный вкус. Я бы, допустим, никогда не стала вешать у себя все эти полочки с фигурками троллей и всякой там миниатюрной утварью. В моей кухне не было засушенных букетиков и затейливых занавесок с подхватами и клетчатыми оборками. Бенни все время жаловался, что моя кухня напоминает школьную столовую.
И все же сразу было видно, сколько труда она вложила в его старую запущенную кухню. Здесь стало по-домашнему уютно, и в каком-то смысле вкус Аниты гораздо больше соответствовал атмосфере этого дома, чем мой собственный. Никаких тебе ламп дневного света и стальных металлоконструкций.
Меня это до того поразило, что я так и села на кухонный диван из натурального дерева — тоже новый — и огляделась. Все это время я воспринимала Аниту как разлучницу, а теперь вдруг поняла, что на самом деле разлучница-то я. Немного посидев, я медленно встала, нашла здоровенную кастрюлю — тоже новую — и одну за другой покидала клецки в кипящую воду. Выглядели они не ахти, и я понятия не имела, что к ним подают на гарнир. Салат из руколы с кедровыми орешками?
Тут в дом ввалился Бенни в одних шерстяных кальсонах и деревянных башмаках на босу ногу. Он только что освежился после коровника в новой душевой кабине, которую Анита заставила его установить в подвале. При виде меня он так и расцвел, хотя мне показалось, что клецкам он обрадовался еще больше.
— Принимаю эти клецки в знак любви! — довольно провозгласил он, выудил одну из кастрюли и тут же отправил в рот, правда успев посетовать, что я не купила к ним брусники.
Бенни предупредил меня, что в субботу сюда приедет Анита со своим старшим братом — то бишь его двоюродным, — чтобы увезти на грузовике оставшиеся вещи.
— Хорошо еще, если Пелле без одностволки приедет, — добавил Бенни. — Он, бывало, сгоряча так ее парней разукрашивал — ну, покажется, что пристают или еще что. Анита прямо и не знала, что с ним делать. Правда, сейчас-то она вряд ли станет его удерживать. — И, помолчав, добавил: — Ну и пусто же здесь будет! Анита выкинула большую часть моих вещей, прежде чем перевезти сюда свои. Так что можешь теперь все тут устроить на свой вкус!
Бенни покосился на меня. Он прекрасно понимал, что в вопросах вкуса у них с Анитой было куда больше общего, чем когда-либо будет со мной. И он даже не знал, намерена ли я вообще сюда переезжать, я еще не сообщила ему свое окончательное решение. Так что сейчас он скорее напоминал бургомистра, нехотя вручающего ключ от города своему завоевателю, втайне надеясь на отказ.
Анита любовно свила им теплое гнездышко и прекрасно себя там чувствовала, пока не появилась я с моей бредовой идеей завести ребенка от ее мужчины. Ну а дальше все вышло, как вышло.
Это я разрушила ее жизнь и теперь чувствовала, что когда-нибудь мне еще придется за это заплатить.
12. Бенни
Помню, отец говаривал, что ни один нормальный человек не бывает влюблен более трех месяцев, иначе и свихнуться недолго. При этих словах мать бросала на него косые взгляды, и он тут же поспешно добавлял: «Ну а там уж, если повезет, начинается настоящая любовь! Я вот свою нашел!» И хотя Ромео из него был никудышный, мне кажется, он искренне в это верил, да и мать тоже. Она так до конца и не смогла пережить его смерть. Когда он умер, у нее появилась странная привычка все время коситься в сторону, словно она надеялась увидеть его рядом.