Семейные тайны
Шрифт:
Холод пробежал по спине Линдси, но она старалась не терять самообладания.
– Мы в курсе того, как к нам относится Карл Мартин.
Их взгляды скрестились, и Фрэзер не выдержал.
– Ладно, – сказал он, отводя глаза. – Я лично займусь поисками жертвователей для жены на тот случай, если «Экскалибер пикчера» отзовет свой взнос. Она бы никогда не одобрила мои действия, если бы узнала, что я уступил Мартину. Сейчас я принесу бумаги, и мы их, не сходя с места, подпишем.
Он встал и первый раз за все время беседы улыбнулся.
– Передайте
Линдси улыбнулась в ответ.
– Это я вам гарантирую. А еще – хочу вас поблагодарить, мистер Фрэзер.
Только сидя в машине и слившись с общим потоком транспорта, Линдси позволила себе засмеяться от радости по случаю одержанной победы. Этот раунд остался за ней, подумала она, мельком глянув на кейс, в котором лежала бумага с договором об аренде. Она поняла, что победит, едва только увидела краску на лице Фрэзера, и интуиция подсказала ей, что нельзя уходить, пока хозяин кабинета не сдастся. И вот – ее распирало от гордости.
Карл Мартин показался ей похожим на гигантского осьминога, протянувшего свои щупальца в самые отдаленные уголки их с Беном жизни. Самым пугающим было то, что предсказать, откуда будет нанесен следующий удар, – невозможно!
Но первую победу следовало как-то отметить, и Линдси знала, как она отпразднует свой успех. В течение следующего часа она с фотоаппаратом в руках бродила по знаменитому во всем мире Фармерз Маркет – Сельскому рынку, шестым чувством улавливая момент, который она хотела бы перенести на пленку.
Рынок пестрел яркими красками и был переполнен людьми. Ряды торговцев выставляли на всеобщее обозрение нескончаемую вереницу сокровищ. Здесь было все, что только можно себе представить, и это поистине мир в мире, подлинная Мекка для фотографа.
Даже любовь отступила для Линдси на второй план, пока с фотоаппаратом в руках она выискивала сюжеты и щелкала кадр за кадром. Через час с лишним она упала на сиденье машины, смертельно усталая, но горящая нетерпением как можно скорее проявить и своими глазами увидеть то, что засняла. Она взялась за руль, но тут же отпустила его и нахмурилась. Она вдруг поняла, что в течение часа с лишком снимала материал о семьях: матерях, отцах, детях… Разных возрастов, национальностей, культур, но всегда это было улыбающееся лицо того прочного и вечного союза людей, который называется семьей.
– Уиллоу, крошка моя, – прошептала она, кладя руку себе на живот. – Извини ради Бога, но что же – у тебя и в самом деле не будет папочки, и ты будешь сиротой? У тебя будет Бен, будет Палмер, но достаточно ли этого? Не придется ли тебе так же страдать от одиночества, как и твоей взрослеющей, а затем уже и стареющей матери? Но, Господи, она так не хочет, чтобы ты был одинок, малыш.
Линдси смахнула непрошеные слезы, завела мотор и поехала домой. Эйфория улетучилась, и черная тоска обволокла ее и без того истощенную страданиями душу.
Клэйтон кивнул, и худой мужчина лет сорока сел в кресло за его столиком. Они сидели в дорогом
– Извини за опоздание, приятель, – сказал мужчина, – но когда ты услышишь новости, которые я принес, ты простишь меня. Ты и твой Уайтейкер-младший разворошили осиное гнездо, так-то старик!
– Погоди, не продолжай, – сухо сказал Клэйтон. – Имя главного шершня – Карл Мартин, не так ли?
– Так ты в курсе? Но зато вряд ли знаешь, что сегодня утром этот могущественный человек сам, собственной персоной, появился в моем офисе. Я, признаться, даже не предполагал, что он может беседовать с кем-то ниже губернатора штата и не иначе как в своем кабинете в «Экскалибер пикчерз».
Клэйтон негромко рассмеялся.
– Ну, Билл? Не томи меня. Что ему надо было?
– Наши с тобой приятельские отношения ни для кого не секрет, а кроме того, он не может не знать, что я кандидат номер один в совет директоров его студии, как только там возникнет вакансия.
– Это уже теплее, – сказал Клэйтон, сузив глаза.
– Карл Мартин, нужно отдать ему должное, говорил без обиняков, просто и предметно: если я окажу поддержку Бену Уайтейкеру в съемках фильма, он использует все свое влияние и власть, чтобы не допустить меня к этому креслу.
– Черт, – сказал Клэйтон, мускулы его щеки дрогнули.
– Я разыграл маленькую комедию, сделал вид, что принял все близко к сердцу и сильно испугался. При этом с трудом удавалось удерживать себя от того, чтобы не съездить со всей силы по его самодовольной роже. Он ушел из моего офиса уверенный, что я у него под ногтем – это я-то, ветеран морской пехоты! Я по-прежнему готов дать пять миллионов, Клэйтон. Я позвонил отцу – тот тоже служил в морской пехоте – и он просил передать, что со своей стороны дает пять миллионов. Чеки получишь сегодня днем.
Широкая улыбка разлилась по лицу Клэйтона.
– Я всегда был поклонником морской пехоты.
– У тебя чертовски верный вкус, старик. Но ты ввязываешься в нешуточную войну, ты хоть понимаешь это?
– Знаю, Билл, – сказал Клэйтон, и улыбка сошла с его лица. – Знаю.
В последний раз взглянув на стол и решив, что все стоит на своих местах, Линдси отправилась на поиски Джи Ди. Она нашла ее в ванной комнате, с отвращением разглядывающей собственное отражение в зеркале.
– Джи Ди? – мелодично спросила Линдси, входя в ванную. – Готова ли ты? Бен и Клэйтон будут здесь с минуты на минуту. Обед осталось только подать. Бен знает, что я не самый искусный повар в мире, так что если к утру мы все откинем концы, вина будет целиком на нем. Он сам потребовал домашней пищи, потому что обеды в ресторанах им до смерти надоели за три недели поисков натуры для съемок. Джи Ди, ты меня слушаешь?
– Что? – спросила та, поворачиваясь к Линдси.
Линдси засмеялась.
– Ясно. Ты не слышала ни слова из того, что я сейчас говорила. О, богиня, ты ослепительна! – Она оглядела бледно-голубую блузку поверх длинной, до пола черной юбки. – Просто сногсшибательна!