Семиклассницы
Шрифт:
Наташа подумала: «Как хорошо, что мы вместе!»
Ей захотелось потереться щекой о мамину руку с голубыми жилками. Но за два года в Нечаевке она отвыкла ласкаться и стеснялась.
А мама, как будто догадалась, потянулась к Наташе и потрепала ее курчавые светлые волосы.
— Вот и приехала, — сказала мама. — Мы стосковались по тебе, выдумщица!
Наташа зарумянилась от радости и хотела ответить: «Мамочка! Как я тебя люблю!», но неожиданно для себя кивнула на Катю и сказала:
—
— Обе вы у меня, — усмехнулась мама.
Мама не изменилась. Но Катя стала другой. Новое было неуловимо и неясно.
— У тебя глаза какие-то стали, особенные, — сказала Наташа.
Катя покраснела и ничего не ответила.
— Как я рада, — призналась Наташа, блаженно вздыхая, — что приехала домой.
В это время за окнами что-то глухо ударило. Сначала ухнуло, потом мерно и неторопливо прокатилось — тах, тах, тах.
— Браво! — закричала Катя. — Счастливая Наталка: только приехала — сразу салют!
Они выбежали на улицу. Наташа спотыкалась в темноте. Катя вела ее за руку, и Наташа пыталась объяснить на ходу:
— Знаешь, мы подъезжаем к Москве, а я думаю — вдруг отвыкла. Вдруг приеду, а мне все равно. А оказывается…
Снова ухнуло, в небо взлетели зеленые, желтые и красные ракеты. Небо расцвело, рассыпалось сверкающим дождем и погасло. Наташа смотрела молча, боясь что-нибудь пропустить. Когда небо вспыхивало и после осыпалось на землю блестящими брызгами, видны были резкие очертания зданий, стремительные линии улиц и силуэты людей. Было празднично и строго.
Утром Наташа сквозь сон услышала: кто-то присел к ней на кровать. Она зарылась поглубже в подушку, но чья-то рука легла ей на глаза.
— Уйдите, выспаться не дадут! — пробормотала Наташа и вдруг проснулась, сразу села и увидела маму.
Мама была одета и держала на коленях портфель.
Наташу охватил неожиданный восторг. Она обняла мамину шею, и они посмотрели друг на друга изумленными и счастливыми глазами.
— Батюшки! — сказала Наташа. — А я думала, что я в интернате и меня кто-нибудь будит.
— Нет, — ответила мама. — Но ведь тебе там было неплохо? — спросила она тревожно.
— Что ты! — возразила Наташа, поняв, как мама беспокоилась за нее все это время. — Там было замечательно. А все-таки дома лучше.
— Теперь не так, как до войны, — сказала мама. — Теперь труднее.
— Чепуха!
— Не чепуха, — настаивала мама. — Все довольно сложно. Например, тебе придется и учиться и хозяйничать.
— Что ж тут особенного? — беспечно заметила Наташа.
— У меня работа трудная, — продолжала мама: — начальник цеха. Катя тоже целый день занята. Мы дома только ночуем. Ты уж живи одна.
— Что тут особенного? — снова повторила Наташа. —
— Да.
— Мама! Давай я тоже на завод поступлю, — внезапно предложила Наташа.
Мама поцеловала Наташу в глаза и в лоб и встала.
— Нет. Ты учись. — Она взглянула на часы. — Ну, мне пора на завод.
Мама ушла, а Катя долежала в постели до последней минуты, потом вскочила из-под одеяла, заметалась по комнате. Не глядя в зеркало, она расчесывала прямые, скобочкой подстриженные темные волосы, роняла вещи и, жуя что-то на ходу, упрашивала Наташу сложить книги в портфель и проверить, на месте ли пропуск в столовую.
— Как же ты без меня обходилась? — удивилась Наташа.
— Да уж так. Перебивалась. Наталка, шаркни мне туфли щеткой. И постель убери. В долг. Я за тебя в воскресенье.
Наконец Катя тоже ушла, и Наташа осталась одна. Ощущение счастья не покидало ее. Она рассматривала вещи, радуясь воспоминаниям, связанным с ними. Она перелистала несколько книг. Книги все были прочитаны — на многих мамины надписи.
Наташа решила наметить план действий. Надо было приготовить обед и подать заявление в школу. Однако некоторое время спустя Наташа подумала, что нет смысла для себя одной готовить обед, в школу тоже необязательно идти сегодня же.
Обрадованная неожиданной свободой, Наташа оделась, заперла квартиру, положила ключ в карман и вышла на улицу. Прежде всего она направилась к метро.
«Вот бы сюда Феню!» — думала она, поднимаясь по лестнице.
Проехавшись по всем направлениям метро и выйдя на последней остановке, Наташа оказалась в Сокольниках.
Аллеи парка были безлюдны, деревья стары и голы, уродливо повисли сучья, и ветер гнал по дорожке сухие листья. Наташа постояла в пустом парке. «Неинтересно, — решила она. — Поеду на выставку», — и вернулась в метро. Она сошла на Крымском мосту. «Что такое? — изумилась Наташа. — Все новое. Ничего не узнать».
Массивный, в стальных пролетах мост, легко летящий над водой, нестройные ярусы зданий, уходящие к горизонту, и широкое сизое небо, прильнувшее к крышам, и светлое облако, заблудившееся над просторами города, и каменные берега реки. «Москва! Вот ты какая!»
— Эй, Тихонова! Погоди!
Наташа обернулась. Ее догоняли два интернатских мальчика. Один из них, Федя Русанов, рослый, красивый, загорелый, в пальто нараспашку, и с ним первый его друг — Дима Добросклонов, Тасин брат. Дима был на год моложе Таси, но учился с ней в одном классе. Дима был малокровен, рассеян и всегда что-нибудь придумывал или изобретал. Федя верил всем Диминым выдумкам. Чем фантастичнее были Димины планы, тем больше они нравились Феде.