Семирамида
Шрифт:
ДЕВУШКА. Не понимаю.
ДИДРО. Кто велел тебе войти в мою комнату и раздеться?
ДЕВУШКА. Не могу сказать.
ДИДРО. А что ты можешь сказать?
ДЕВУШКА. Мне велено сказать: Разве существует для человека ценность более высокая, чем наслаждение?
ДЕЙСТВИЕ II.
Сцена 1.
На возвышении в глубине сцены идет репетиция пьесы Екатерины II "О, время!" В ней участвуют: Мавра - девушка, с которой мы познакомились в конце I действия, и ее партнер. За репетицией наблюдают Екатерина, Дидро, Гримм и Потемкин.
МАВРА. "Проклятая безбожница, -
ЕКАТЕРИНА. Постой! Постой! Куда ты гонишь? Господин Дидро, не откажитесь нам помочь! Сыграйте за партнера. Не сомневаюсь, что вам не раз доводилось играть роль возлюбленного.
ДИДРО. Ваше величество, в молодости я мечтал стать актером, но потом отказался от подобного намерения. Хороший актер должен быть подражателем, сохраняя холодность. А холодность извращает характер. Я же в глубине души исполнен страсти, даже экзальтации. Хоть и пытаюсь это скрывать. (Поднимается на сцену.)
ЕКАТЕРИНА. Прекрасно. А теперь со слов: "Когда все мысли мои..."
Мавра произносит свой текст до конца, затем Дидро.
Нет! Нет! Господин Дидро, где та натуральность, которую вы прославляете в своих рассуждениях об искусстве? Играть самому труднее, чем критиковать. Не забывайте об этом! А ты, Мавра, помни: одно дело, когда ты повторяешь слова той полоумной ханжи, и совсем другое, когда говоришь от себя. (Проигрывает переход от прямой речи к речи косвенной. Может быть, и текст возлюбленного.) А на мушку следует указать. (Показывает. Обращается к Мавре.) Вот теперь хорошо. На сегодня достаточно. Можешь идти! (Актеры уходят, мужчины аплодируют.)
Ну как, разве моя Мавра не лучше, чем мадемуазель Клэрон в Париже?
ГРИММ. Прежде всего, она хуже вашего императорского величества! У вас необыкновенный талант!
ПОТЕМКИН. Несомненно!
ДИДРО. Да. Вы, государыня, до конца овладели сутью этого искусства!
ПОТЕМКИН. Несомненно!
ЕКАТЕРИНА. А в чем суть этого искусства?
ДИДРО. В способности распознавать любую человеческую натуру и подражать ей.
ПОТЕМКИН. Несомненно!
ГРИММ. Прекрасно сказано. Создается впечатление, что вы, государыня немало знаете о людях. И о том, как они проявляют свои чувства.
ЕКАТЕРИНА. Я уже долго живу! И много наблюдаю.
Все смеются.
ГРИММ. Вы все шутите!
ПОТЕМКИН. Долго живу! Да ради такой не жалко принять сто палок.
ДИДРО. Двор и театр: две школы имитации чувств. Но скажите, господа, разве есть актер, способный сравниться с многоопытным царедворцем?
ЕКАТЕРИНА. Я театр ставлю выше. Он бескорыстнее, чем двор. Впрочем, я ценю и то, и другое. У них разные, но одинаково полезные цели. Только одно мне претит: имитация любви. Прежде всего - у придворных.
ГРИММ. Я, однако, полагаю, что ваше императорское величество
ПОТЕМКИН. Несомненно.
ЕКАТЕРИНА. Я бы рисковала показаться весьма самоуверенной, если бы не восприняла ваши, барон, слова как бесстыдную лесть. (Смеется. Мужчины ей вторят.) Но любопытно, что животные проявляют свои чувства более искренне и непосредственно. Например, петух... Генерал Потемкин умеет превосходно изображать пение петуха! Григорий Александрович, покажи нам свое искусство!
ПОТЕМКИН. Вот петух, который на рассвете просыпается и видит, что проспал. (Поднимается на сцену и поет.) А теперь - петух созывающий кур к зерну. (Поет. Все смеются.) Ну, а вот - влюбленный петух! (Поет, глядя императрице в глаза. Это, несомненно, пение влюбленного петуха. Все смеются.)
ЕКАТЕРИНА. Видите, господа, даже животные умеют делать вид.
Все, смеясь, выходят, кроме Дидро.
ДИДРО. Эпизод в театре, вопреки ожиданиям, не отдалил императрицу от меня, скорее, он нас сблизил. Мы продолжали встречаться. Она все чаще искала поводы для бесед. Однажды я был приглашен на прогулку в Летний сад. Летний сад! Стоял февраль и я чертовски мерз в своем подбитом ветром парижском пальто. Она подъехала в санях. На ней была великолепная, теплая шуба.
Сцена 2.
Звон колокольчиков на санях.
Екатерина и Дидро, последний мерзнет.
ЕКАТЕРИНА. Дидро! Просвети меня. Научи, как мне поступать с людьми, как мыслить, как преодолевать сложности этой жизни! Я чувствую себя такой одинокой и беспомощной. Как поступать, чтобы этот великий народ меня не проклял, не захотел убить. Я хочу быть для них матерью, а мне постоянно приходится подписывать смертные приговоры. Я запретила пытки. Ведь это правильное решение, не так ли?
ДИДРО. Разумеется, правильное.
ЕКАТЕРИНА. А Гримм утверждает, что править без страха - невозможно.
ДИДРО. Страх - это солдат, который в один прекрасный день дезертирует.
ЕКАТЕРИНА. Разве могут разум и трудолюбие уравновесить зло, таящееся в человеческой натуре?
ДИДРО. Вольтер учит нас, что законы природы следует подчинить канонам разума - иначе зло будет неизменно торжествовать.
ЕКАТЕРИНА. Ты тоже так считаешь?
ДИДРО. Я верю в могущество мысли. Верю, что если и примитивные народы, и цивилизованные общества равно прославляют добродетель, следовательно они жаждут ее, такова их всеобщая воля. А род человеческий дарит любовью и уважением только тех, чья индивидуальная воля объединяется с волей всеобщей.
ЕКАТЕРИНА. Я должна это записать.
ДИДРО. Ты разумна. С готовностью прислушиваешься к вожделениям своего народа. Стремишься принести ему пользу. Для тебя этого должно быть достаточно. И тогда, как правительница - ты идеал.
ЕКАТЕРИНА. А как человек?
ДИДРО. А как человек, как индивидуум - ты вправе делать все, что не запрещено родом человеческим.
ЕКАТЕРИНА. Все?
ДИДРО. Все, если это не вредит другим личностям.
ЕКАТЕРИНА. Хм... Понимаю. Но как мне помочь моему народу?