Семья Берг

Голяховский Владимир Юльевич

Вольфганг-Володя на реплики внимания не обращал, был настроен очень серьезно, выкрики и шутки до него не доходили. Ему пришлось в который раз рассказывать, что он родился в Германии, что стал беженцем, что бежал от власти фашиста Гитлера. Дойдя до этого, он патетически добавил:

— Мы с моей матерью сами выбрали для жизни Советский Союз, и мы никогда и ничуть об этом не жалели, считая это правильным выбором.

На какое-то мгновение его личные жизненные представления подсказали ему, что его мать, осужденная как «враг народа», сидя в лагере, должна, наверное, жалеть об этом выборе.

Но «правильные», принципиальные мысли тут же одержали верх.

— Какие будут вопросы к товарищу Леонгарду?

— Да чего там спрашивать? Проголосуем да и пойдем домой.

— Так нельзя, полагается задавать вопросы. Что же я напишу в протоколе?

— Ну ладно, ладно. Володя, скажи — прорабатывал ли ты «Краткий курс истории ВКП(б)»?

— Прорабатывал и готов ответить на любой вопрос по этому гениальному руководству.

— На любой вопрос? Ты что, действительно читал это? — выкрикнул кто-то с задней парты.

— Очень внимательно читал.

— Ну, даешь!

Никто другой книгу не читал и задавать вопросы по ней не мог.

— Ладно, назови важнейшие обязанности комсомольца.

Его соученики, советские ребята, обычно на собраниях говорили неохотно, вяло и бессвязно. Теперь они поражались, с какой четкостью он отвечал на все вопросы.

— Хорошо, перейдем к голосованию. Кто «за», поднимите руки.

Вольфганг очень волновался, но все радостно проголосовали «за»: им хотелось покончить с этой канителью, а будет ли одним комсомольцем больше — это их не волновало.

Ничего экстраординарного в этом событии могло бы не быть, если бы оно не наложило отпечаток на всю последующую, богатую уникальными событиями жизнь немецкого еврея.

* * *

Через пару лет комсомолец Леонгард закончил школу и подал заявление в Педагогический институт иностранных языков. Первым делом ему дали заполнить подробную анкету с вопросами о родителях. Он спросил у приятеля:

— Если я напишу, что моя мать арестована, это не помешает моему поступлению?

— Эх, брат, не у тебя одного родители арестованы. Сегодня это обычное явление. Раньше на таких анкетах ставили крестики и на вступительных экзаменах этих ребят спрашивали строже других. Но потом это прекратили, чтобы экзаменаторы не видели, каких размеров достигли волны арестов.

Про себя Вольфганг с гордостью написал в анкете — «комсомолец», но в графе о матери вынужденно вставил: «Мать арестована органами НКВД». К его удивлению, на это как будто не обратили внимания, и, сдав экзамены, он стал одним из 600 тысяч советских студентов: записался в группу английского языка.

Настроение было отличным: Вольфганг получил место в общежитии и маленькую стипендию, обучение по всей стране было бесплатное, а как эмигрант он имел право на небольшое денежное пособие от МОПРа (Международной организации помощи борцам революции) — жизнь налаживалась. Удивило Вольфганга, что в их институте из 2500 студентов училось 2440 девушек и лишь 60 юношей. Он пытался спрашивать других — почему?

— Ты что, дурак или просто так? Потому что иностранные языки в Советском Союзе никому не нужны и у людей со знанием языка зарплата низкая. Ну, девушки потом выходят замуж и могут прожить на

зарплату мужа. А вот ребятам надо как-то выкручиваться и дополнительно заниматься чем-то другим.

— Чем же?

— Можно, например, заниматься переводами или идти переводчиком в НКВД. Станешь агентом, зато платят лучше. А оттуда и в шпионы можно попасть. Опасно, зато тоже платят.

При всей политической идеализации советской системы перспектива получать маленькую зарплату Вольфганга расстроила. Но и работа агентом НКВД его никак не привлекала — именно эти агенты арестовали его маму. Если он будет агентом, его тоже могут заставить арестовывать невинных людей.

Как раз в начале учебы Вольфганга в институте Сталин, выступая на съезде, сказал:

— Жить стало лучше, жить стало веселее, товарищи [56] .

Из этой фразы сделали лозунг, его писали на плакатах, печатали и развешивали повсюду. И вскоре после этого на всех студентов обрушился неожиданный удар: правительство выпустило закон, отменяющий стипендии и устанавливающий плату за обучение. Постановление было отголоском сталинской фразы и начиналось словами: «Принимая во внимание подъем материального благосостояния трудящихся…».

Многие студенты впали в панику, Вольфганг видел много заплаканных девичьих лиц — у них не было средств учиться.

56

Сказано 17 ноября 1935 года (прим. верстальщика).

— Какой подъем материального благосостояния? О чем они говорят? Люди еле сводят концы с концами.

Десятки студентов вынуждены были покинуть институт. Вольфганга поддерживало только пособие МОПРа.

* * *

Хотя молодых мужчин в институте было мало, прямо с первого курса начали завязываться любовные интрижки. Более развязные ребята заводили романы сразу с несколькими девицами, возникали сцены ревности и скандалы. Серьезный и скромный Вольфганг никогда еще не был влюблен, он видел в девушках только товарищей. А теперь ему понравилась приятная девушка-москвичка, высокая брюнетка с густыми ресницами. Когда он робко заговорил с ней после занятий, девушка посмотрела на него с легкой усмешкой:

— Хочешь, пойдем погуляем вместе?

Они гуляли по Парку культуры, над Москвой-рекой, он робел и выжимал из себя слова, а она весело болтала, и нравилась Вольфгангу все больше. Через месяц таких гуляний он решился взять ее за руку. Она покосилась на него, но руку не отняла. Вольфганг видел, что девушка очень развита для первокурсницы, он подумал — может, она старше, чем выглядит, может, даже уже была замужем? Желаний у Вольфганга было много, но он побаивался невинных девиц, боялся возможных обязательств и последствий. Женщины с любовным опытом представлялись ему куда привлекательней. И в нем зародилось сладкое предчувствие: если его подруга уже имела опыт, им легче было бы сойтись. Надо ему было это как-то узнать. Надо было действовать смелей, но он все не решался. Его хватало только на пожатие руки и робкие поцелуи.