Семья Берг
Шрифт:
Это произошло на вторую ночь пути. Два охранника с вечера залезли в вагон, принесли в больших чанах кипяток и стали заговаривать с Ядвигой и другими. Она им особенно приглянулась. Но гордая Ядвига разговаривать с ними не хотела, отворачивалась в сторону, показывая презрение. Состав тронулся, и охранники остались ехать в вагоне. Наступила ночь, в полной темноте вагона женщины улеглись на нарах. Ядвига постелила под Гржинку и под себя мягкие вещи, укрыла ее своим пальто, а на себя накинула шинель мужа. У другой стены вагона на нарах спали еще две женщины постарше, без детей.
Колеса мирно стучали, когда Ядвига вдруг проснулась от того, что на нее кто-то навалился. Она пыталась освободиться и закричать, но ее рот
У Ядвиги не было сил сопротивляться. Задыхаясь и дрожа, она чувствовала, как первый закинул ее раздвинутые ноги, сильно прижал ее, схватил и натянул на себя. Он больно и резко проник в нее и задвигался, тяжело сопя. Безвольно распластавшись, в страхе и боли Ядвига старалась удерживать дыхание и рыдания и думала только об одном — чтобы, не дай бог, не проснулась Гржинка, чтобы не испугалась и не закричала. Ядвиге уже нечего было бояться за себя, она только боялась, что если дочь закричит, они могут что-нибудь сделать с ней, придушить ее. Когда на нее улегся второй, две ее соседки проснулись от тяжелого стука тел по нарам. Но распаленные охранники наставили на их головы дула ружей и жестом показали, что будут стрелять и голова отлетит в сторону.
Это продолжалось долго, Ядвига почти совсем задохнулась от запаха гимнастерки и уже не чувствовала, как они менялись на ней и что с ней делали. Поезд стал притормаживать, и тогда кончился этот кошмар, состав остановился, охранники содрали с ее головы гимнастерку и спрыгнули на землю. Кто они были, на кого жаловаться, кому жаловаться?
Раздавленную, залапанную до боли во всем теле, взлохмаченную, с обезумевшими глазами, Ядвигу трясло, громко стучали зубы и дугой выгибалась спина. Она все повторяла:
— Я обесчещена… я обесчещена…
Две ее соседки плакали втихомолку. На других нарах проснулись женщины, подбежали, поняли, в чем дело. Они пытались успокоить Ядвигу, поили водой, гладили. Стуча зубами о край кружки, она сказала:
— Я обесчещена. Мы все теперь стали рабынями…
Их везли три недели. В дневное время охранники, которые сменялись на всех этапах пути, проявляли к ним обычное внимание, приносили еду и кипяток, разговаривали. А когда приходила ночь, в разных вагонах они насиловали то одну, то нескольких полячек. Некоторые покорно и бесстыдно отдавали себя им. Ядвига, самая красивая, была частой жертвой, но она так сопротивлялась, что ее никогда не могли взять меньше чем двое. И даже маленькая Гржинка уже несколько раз просыпалась и с испугом видела эти сцены. Но плакать и кричать она боялась.
В пути становилось все холодней. Охранники поставили печку-теплушку. Теперь женщины толпой сидели, согреваясь, вокруг ее огня, как когда-то их дикие прародительницы сидели в пещерах вокруг костра. И как в те времена, мужчины-охранники выбирали себе жертвы и уводили на нары.
Поезд довез их до поселения Воркута.
Пока рассылали семьи пленных офицеров и чиновников, в высоких кругах советских военных властей и в органах госбезопасности происходила подготовка к расправе с самими офицерами. Сталин готовил полякам возмездие за свою собственную ошибку. Двадцать лет назад под Варшавой по его собственной вине, Красная армия, которой командовал Тухачевский, потерпела поражение в битве. Теперь Сталин давал указания и следил за исполнением.
На третий день после вторжения в Польшу, 19 сентября 1939
3 марта 1940 года Берия предложил Политбюро (в присутствии Сталина):
«В лагерях для военнопленных содержится 14 737 бывших офицеров, по национальности свыше 97 % — поляки… Исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти, считаю необходимым: рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела».
Через два дня, 5 марта 1940 года было принято решение Политбюро:
«Дела… рассмотреть в особом порядке, с применением высшей меры наказания — расстрела. Рассмотрение дел провести без вызова арестованных и без предъявления обвинений… …Возложить на „тройку“ в составе тт…» [72] .
72
Подлинные документы.
Расстрел «без вызова арестованных и без предъявления обвинений» называется убийством. Это чаще всего и практиковалось советскими органами.
Для уничтожения пленных в разных местах было вырыто экскаваторами несколько огромных ям. С начала апреля пленных начали вывозить на расстрел эшелонами по 350–400 человек. Жертвам сообщали, что их готовят к отправке на родину.
Неподалеку от Смоленска, на правом берегу Днепра, стоял густой лес. В IX–XI веках норвежские пришельцы с севера, дружина Рюрика, проплывая по Днепру, построили там городище, которое положило начало Смоленску. Но город потом отодвинулся дальше. А на том месте остались древние курганы — захоронения викингов. Этот лес назывался Катынским по имени бывшего когда-то здесь небольшого поселения. В 1920-1930-х годах в том лесу большевики расстреливали группы арестованных интеллигентов — место было глухое, а от города недалеко, везти удобно и хоронить просто, никто туда не заходил. Но в конце 1930-х, когда массовые расстрелы прекратились, на большой поляне в тех местах устроили пионерский лагерь.
Теперь на место, где отдыхали и играли русские пионеры, шла длинная вереница закрытых грузовиков и на них везли тысячи пленных польских офицеров. Среди них был майор Адам Сольский. Сотни охранников госбезопасности следили, как выгружались пленные, а другие стояли наготове для расстрелов. Операция была абсолютно секретная, приказ на нее поступил из самого верха.
Адам Сольский, муж Ядвиги, записывал в дневнике на клочках бумаги:
«8 апреля. С 12 часов стоим в Смоленске на запасном пути. 9 апреля. Подъем в тюремных вагонах и подготовка на выход. Нас куда-то перевозят в машинах. Что дальше? С рассвета день начинается как-то странно. Перевозка в боксах „ворона“ (страшно). Нас привезли куда-то в лес, похоже на дачное место. Тщательный обыск. Интересовались моим обручальным кольцом, забрали рубли, ремень, перочинный ножик, часы, которые показывали 6:30…» [73] . На этом записи обрывались, как оборвалась сама жизнь автора.
73
Подлинная запись, найденная при раскопках братской могилы поляков в Катынском лесу.