Семья Берг
Шрифт:
— А мне про вас рассказывали.
— Кто же? — оторопел Павел, стараясь не смотреть на ее ноги и неловко блуждая взглядом по сторонам.
Она следила за его взглядом, продолжая улыбаться, как бы поддразнивая:
— Вы покупали костюм у Вольфсонов. Его жена Муся — она моя тетя, рассказывала мне про вас с восторгом: военный, еврей, высокий, с орденом. И фотографию мою она вам показывала. Ну, как вы находите — в жизни я лучше или хуже? Хотите сказать мне комплимент?
Он вспомнил, как тетка хвалила ее чистоту и невинность, и подумал, что такой еврейской девушке полагалось бы сидеть скромно с полуопущенными ресницами и прикрытыми коленями. Ее вызывающее поведение никак не подходило под определения
— Мне кажется, вы намного лучше.
— Ого, да вы комплиментщик, товарищ красный командир. А влюбиться в меня не боитесь?
От такого откровенного заигрывания Павел оторопел: у него почти не было опыта романтического общения с горожанками. В армейских походах его контакты с женщинами ограничивались коротким и быстрым любовным угаром, он даже их лиц почти не помнил. Но тут ему пришел на ум образ Эллочки-людоедки из недавно опубликованной книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», которая ему очень понравилась: у этой девушки явно была та же манера поведения. Он вздохнул и попросил:
— Знаете что — если у вас есть, продайте мне военный костюм хорошего качества и сапоги шевровые.
— Почему же нет? — взгляд сделался еще призывнее. — Для вас у меня многое есть, очень многое.
Потом она оглядела его с головы до ног, на этот раз профессиональным взглядом продавца:
— Вам пойдет китель-фрэнч, «сталинка», как мы его называем. Теперь такой китель носят все солидные мужчины с положением: и Сталин, и Троцкий тоже. Сейчас принесу.
Она принесла китель-френч и брюки-галифе темно-зеленого цвета, ловким движением раскинула их на прилавке:
— Специально для вас — самый модный и плотный материал «диагональ». Примерьте.
Когда Павел переоделся и вышел из примерочной, она вдруг присела перед ним в глубоком реверансе, приподняв края и без того короткого платья. С минуту он смотрел на нее сверху вниз, потом не выдержал и расхохотался:
— Ну вы и артистка!
— А я и есть артистка. Только играю не на сцене, а в жизни. А присела я перед вами потому, что вы сразу превратились в очень импозантного мужчину.
— Что это за слово такое — импозантный? Я такого не слыхал.
— Импозантный? Как вам объяснить? Это как бы величественный, что ли…
— Ну, артистка, а как вас зовут?
Она уловила его заинтересованность — атака не прошла даром:
— Меня зовут Эся, полное еврейское имя — Эсфирь. Но я люблю, чтоб меня называли по-русски — Элина. А вас?
— Меня-то? Павлом.
— Хотите, я вам что-то скажу как женщина? Вы очень возбуждающий кавалер.
Павел чувствовал, что от ее игривого поведения и сам приходит в возбуждение.
— Вы тоже выглядите… — он слегка запнулся.
— Вы хотите сказать, что я тоже выгляжу возбуждающе, да? Благодарю за второй комплимент. Хотите, послушаем вместе очень интересное современное танго?
Подойдя к двери, она быстро ее заперла, повесила табличку «Закрыто на учет», поставила новую пластинку и грациозно пританцовывая, подошла к Павлу. Тот же хрипловатый голос пел:
Зачем же нам нужна чужая Аргентина? Вот вам история каховекого раввина, Который жил в заштатном городе Каховке, В такой убогой и шикарной обстановке. В Каховке славилась раввина дочка Энта, Такая тонкая, как шелковая лента, Такая чистая, как новая посуда, Такая умная, как целый том Талмуда. НоПавел усмехнулся:
— Действительно, зачем нам ехать в далекую Аргентину, у нас здесь уже оживает свой буржуазный мирок.
Элина хитро заулыбалась:
— Хотите потанцевать? — и, не дожидаясь ответа, изящно положила ему руку на плечо, подхватила и повела по маленькой комнате. Павел никогда раньше танго не танцевал и неловко топтался, но обнимать ее тонкую талию, чувствовать под шелком молодое горячее тело было приятно. Элина взяла его руку и передвинула пониже, так что теперь он держал ее не за талию, а за упругую, полную ягодицу. Павел поражался и все краснел, а она как ни в чем не бывало склонила голову к нему на плечо, щекотала волосами и томно шептала прямо в ухо:
— Это танго как будто точно про меня. Только не верьте всему. Хотите, я вам что-то скажу? — она привстала на цыпочки, дотянулась до его уха и шепнула: — Я вовсе не такая чистая, как новая посуда, — на секунду отодвинулась, заглянула ему в глаза, потом вдруг совсем на нем повисла, обхватив ногами, и порывисто впилась в его губы влажным поцелуем. — Теперь ты понял?
Павел давно понял. Эпоха революции и Гражданской войны принесла ускорение во всем, а в отношениях между полами — тем более. Девке просто побаловаться хочется, а вовсе не свататься. Она за рукав потащила его по лестнице на второй этаж, и, поднимаясь за ней, он опять вспомнил, как тетка нахваливала ее невинность. В спальне она задыхающимся голосом приказала:
— Раздевай меня, я люблю, когда меня раздевает сильный мужчина.
Он собирался действовать решительно и, немедленно засунув одну руку под ее платье, хотел бросить девушку на постель, подмять ее под себя, но она вдруг резко его оттолкнула:
— Что за солдатская манера кидаться на женщину и насиловать ее? Не торопись, раздевай медленно, страстно. Надо привыкать к обхождению с городскими дамами.
На ней было такое тонкое и красивое белье с кружевами и вышивкой, о каком он даже не имел понятия. На трусиках спереди, как раз на лобковой части, был вышит Амур с луком и стрелой, направленной вниз, а на бюстгальтере — яркие розы. Он даже засмотрелся на подобное диво: и правда, такое сокровище нужно снимать бережно.
А она расстегивала уже его брюки: застежек-молний тогда еще не делали, и она методично расстегивала пуговицу за пуговицей, как бы невзначай касаясь Павла то тут, то там.
В искусстве любви Элина оказалась невероятно изощренной: вертясь во все стороны, изгибаясь змеей, то поворачиваясь спиной, то становясь на четвереньки, она стонала, водила по нему руками и шептала:
— Ой, какой он у тебя большой, какой большой. Ты мне нравишься, ты заслужил, ты заслужил еще кое-что. Я сделаю для тебя что-то такое, чего ты еще не знаешь, — и нежно ласкала его пенис руками, брала губами, гладила щеками — для Павла все это было слишком необычно.