Семья Берг

Голяховский Владимир Юльевич

14. Учитель Павла Берга

Настоящей тяги к знаниям у большинства слушателей Института красной профессуры не было, а был только отчаянный запал на полемику по идеологическим вопросам. Одним из самых активных сторонников Сталина был Павел Юдин, ровесник Берга, сын крестьянина из Нижегородской губернии, с идеальным послужным списком: с 1917 года был рабочим-токарем, в 1918 году вступил в партию большевиков, а в следующем году — в Красную армию, потом работал в Нижегородском губернском комитете партии. В институте он был секретарем местной ячейки большевиков, занимался

только политическими дебатами и строго следил, чтобы все в них участвовали. Он пытался привлечь к этому и Павла:

— Товарищ Берг, ты чего это не был на последней дискуссии по поводу работы Сталина «Троцкизм или ленинизм?» Не хочешь изучать эту работу с анализом современной идеологии?

Павлу был неприятен фанатизм Юдина и других активистов, и он отвечал:

— Ты, товарищ Юдин, неправ, я эту работу товарища Сталина много раз читал, а терять время на болтовню мне некогда. Я сам боролся за новую Россию, и теперь она уже существует. Я считаю, что нам надо налаживать в ней нормальную жизнь, вести хозяйственную работу, заниматься научными вопросами, а не политическими дебатами и интригами.

— Ты, Берг, политически отсталый элемент, — ругал его Юдин. — Как можно вести хозяйственную работу и заниматься какой-то там наукой, если на первом месте все еще стоит классовая идеологическая борьба?

Павел не хотел углубляться в спор, потому угрюмо отвечал:

— Я поступил сюда учиться.

— Странный ты человек, Берг. Вроде и орденоносец, и с троцкистами не якшаешься, и к нам, сталинцам, не примыкаешь. Кто же ты?

— Я учащийся института и хочу учиться.

Павлу больше по душе было часами заниматься в библиотеке, но кроме политических брошюр там был довольно скудный выбор книг. Он нашел старый словарь французского языка и решил учить по нему французский. А кроме того, читал те немногие книги по истории, которые ему попадались: история прошлых веков привлекала его больше, чем та, что происходила у него на глазах. За год учебы он, сверх программы, самостоятельно выучил французский язык так, что мог свободно читать на нем, и узнал многое о революции 1789–1791 годов.

Курс истории в институте читал профессор Евгений Тарле, один из тех «спецов» старого режима, которые должны были вести преподавание под контролем большевиков.

С самой первой его лекции Павел был поражен изысканно-культурной речью Тарле. Он так тонко и ярко описывал факты далекой истории, что она вставала перед глазами как вчерашний день. И еще более интересно было, что в конце лекции он всегда делал очень четкие выводы. Такую культурную и насыщенную речь Павел слышал раньше только от художника Якова Минченкова в Каменском, и теперь буквально заслушивался содержанием и звучанием лекций профессора.

Юдин, наоборот, был недоволен ими, грубо перебивал Тарле, задавал неуместные и неумные вопросы:

— Зачем нам нужны эти подробности? Нам известно, что восставший французский народ сверг короля, как у нас в России прогнали царя Николая Романова. Вот и все. Вам, бывшим спецам, поручено учить нас основному, а не мелочам.

Тарле вежливо и терпеливо ответил:

— Видите ли, товарищ Юдин, истина всегда кроется в деталях. Особенно в исторических деталях.

— Большевикам детали о буржуазии и дворянстве ни к чему.

С ними раз и навсегда покончено.

Павел еле сдержался, чтобы не затеять с ним спор прямо на лекции, но потом, возмущаясь грубостью Юдина, сказал ему:

— Как это ты набрался наглости перебивать профессора? Да еще такого профессора! Он интересные и полезные вещи нам рассказывает.

— Я перебил потому, что эти спецы должны знать свое место и говорить нам только самое главное, — и добавил выразительно: — Недавно в выступлении на выпуске курсантов товарищ Сталин сказал, чтобы мы учили ту науку, которая нам нужна, а не ту, которая нам не нужна. Понял?

Павел понял только, что спорить и доказывать что-либо бесполезно.

* * *

Павел нашел в библиотеке редкую книгу — «Революционный трибунал в эпоху Великой французской революции», изданную небольшим тиражом. В ней Тарле косвенно осудил красный террор, описав террор во время французской революции. Хотя книга была издана семь лет назад, она сохранилась как новенькая, страницы были даже не разрезаны. Описанные в ней методы террора довольно прозрачно намекали на то, что происходило в России теперь. Павел поразился, как историк смог таким тонким, непрямым путем подвести читателя к пониманию сегодняшнего дня. После этой книга он стал понимать, что борьба за власть в новой России очень напоминает борьбу за власть во время Французской революции: сначала Робеспьер казнил своих противников, после этого казнили самого Робеспьера. Нечто весьма похожее происходило теперь в России.

Однажды Тарле зашел в библиотеку и увидел Павла за чтением своей книги:

— Товарищ Берг, вам нравится изучать историю?

Павел встал перед ним:

— Очень нравится, товарищ профессор, я с детства любил читать про историю. Вот особенно про Французскую революцию. И очень нравится, как вы пишете об этом.

Тарле увидел на столе еще и русско-французский словарь:

— Вы французский изучаете?

— Стараюсь. Читать уже могу, со словарем, конечно. А вот разговаривать пока не могу — практики нет.

Этот молодой высокий блондин, герой с орденом, был очень не похож на большинство слушателей института и заинтересовал Тарле:

— Вот как! Знаете, вы зайдите ко мне домой, мы поговорим подробней, — и дал ему адрес.

Павел еще никогда не бывал в богатых домах настоящих интеллигентов и никогда не разговаривал один на один с таким важным профессором. Он робко вошел в его кабинет, до потолка уставленный массивными шкафами с книгами в красивых переплетах. Это напомнило ему библиотеку в гимназии Рыбинска, куда их пригласил учитель Боде. Теперь, сидя в удобном кресле, он незаметно оглядывался на книги. Тарле сказал:

— Товарищ Берг, так вы говорите, вам нравится читать про историю, и особенно про эпоху Французской революции?

— Так точно, товарищ профессор, очень нравится.

— Знаете, ведь на наших с вами глазах тоже творится история. Время наше интересное, когда-нибудь о нем будут писать историки. Может, и вы захотите, написать.

— Я, товарищ профессор?

— Да, вы. Но для этого вам нужна большая культурная подготовка. Ходите по Москве, смотрите, узнавайте, записывайте.

— Спасибо за совет, товарищ профессор.