Семья Берг
Шрифт:
— Ну да, все-таки, знаешь, дворянского происхождения, да еще из казаков…
Семен рассмеялся:
— Вот именно, вот именно, — это была его любимая приговорка, — всем кажется странным: как же, мол, ее предки, казаки, во время погромов били моих предков, евреев, а теперь казачка вдруг вышла замуж за еврея. Но я тебе вот что скажу — Авочка умница и совершенно лишена проявлений какого-либо антисемитизма и национального шовинизма. У нас в семье так: мы любим друг друга, и точка. Вот именно. Даже если я рассказываю какие-нибудь смешные анекдоты про евреев, она на меня сердится — как я могу?
— Где же ты ее нашел такую?
— О, это целая
Трамвай № 21, как обычно, был переполнен, и им пришлось сначала повисеть на подножке, вцепившись в поручни. Они ехали в пригород Всехсвятское, получивший свое название от старинной церкви Всех Святых и села Всехсвятского. С начала XVIII века, когда административная столица России была переведена в Санкт-Петербург, цари и царицы на пути из Петербурга останавливались во Всехсвятском для отдыха перед торжественным въездом в древнюю столицу Москву. Там построили царский деревянный «путевой дворец», и село обросло пригородными домами придворных. Но с 1851 года, с появлением первой железной дороги между Петербургом и Москвой, Всехсвятское пришло в запустение.
Когда братья сошли с трамвая, Павел увидел большую церковь Всех Святых с двумя куполами, кладбище, заросшее густыми кустами сирени, пожарную башню. Вокруг стояли деревянные избы и водонапорные краны. Женщины носили ведра на коромыслах, а земля кругом поросла травой, по которой вились протоптанные тропинки, — типичный деревенский пейзаж ближнего Подмосковья.
Семен сказал:
— Ты у нас в доме в первый раз, полагается хозяйке что-нибудь подарить.
Павел растерялся:
— Ты бы мне раньше сказал, я этих городских правил не знаю. Чего же я могу ей подарить?
— Приучайся к хорошим манерам. А подарить лучше всего цветы.
— Где же мы их возьмем?
— Наломаем сирени на кладбище.
— А нам по шее не надают?
— Сторож кладбища мой знакомый, я ему заплачу.
Неся громадную охапку густо пахнущей сирени, они спустились под гору и перешли через узкую речку по шаткому мостику. Семен объяснял:
— В Москве почти совсем нет жилищного строительства, а жизнь-то устраивать надо. Вот именно. Мы же строители, так неужели для себя не построим? Я поговорил с наркомом Серго Орджоникидзе, и он разрешил построить шесть двухэтажных деревянных домов-бараков, чтобы не дорого было. Вот именно. Деревянные бараки строили по всей России со времени последней войны с Турцией. А мы как раз недавно возводили рядом поселок «Сокол», коттеджи для академиков и художников. Ну вот так себе и спланировали: тоже бараки, но улучшенной планировки, провели водопровод, канализацию и паровое отопление. Только газопровода пока нет. Зато у каждой семьи трехкомнатная квартира.
— А что это за речка?
— Речка называется Таракановка, смешное название, правда? Зимой она почти не замерзает, потому что в нее впадает сток из районной бани, что на соседней Песчаной улице. Вот именно. А за нами есть небольшая роща, мы ее называем Левинский переулок. Там для известного доктора Левина построили большой двухэтажный особняк за забором. Это очень знаменитый доктор, лечит членов правительства и самого Максима Горького. Вот именно.
Перешли
— Вот оно, наше жилье, снаружи неказистое, но внутри удобное. Самое лучшее у нас — это двор. Для детей лучше места не придумаешь, они и зимой и летом постоянно на просторе и на свежем воздухе. Не то что в городе. Вот именно.
По узкой деревянной лестнице поднялись на второй этаж корпуса № 2, в квартиру 31. На пороге стояла Августа, высокая стройная блондинка в элегантном шифоновом платье сиреневого цвета, с изящными складками. Лицо Августы было очень выразительно: живая мимика, тонкий аристократический нос с горбинкой, над ним изящные дуги бровей, глаза темно-серые, лучистые, с искринкой. Если бы даже Семен не предупредил его, Павел все равно сразу заметил бы в ней признаки благородного происхождения. Августа обняла мужа и улыбнулась Павлу слегка рассеянной улыбкой. Он стоял, неловко держа в руках охапку сирени.
— Авочка, это Павлик, братик мой двоюродный, про которого я тебе так много рассказывал.
Выражение лица Августы мгновенно изменилось, она радостно всплеснула руками:
— Павел, как я рада! Сеня мне так много говорил про вас. Сирень — это мне? Спасибо. Какая красивая и как сладко пахнет.
Павел вошел, пригнув голову, — дверь была для него низковата.
Семен с радостью смотрел на обоих, смеялся и приговаривал:
— Да поцелуйтесь вы, поцелуйтесь. Вот именно. Мы же родня, мешпуха, — он добавил еврейское словечко, означающее «свой круг, родные», и, смеясь, объяснил Павлу: — Я приучаю Авочку к еврейскому жаргону, она уже знает несколько слов. Вот именно. И говорите другу другу «ты», какие тут церемонии. Авочка, у меня ведь до тебя никого ближе Павлика не было.
За Августой стояла в накинутой на плечи шали ее мать — сухонькая, слегка сгорбленная женщина лет за шестьдесят, одетая в старомодное длинное платье. Ее седые волосы были гладко причесаны, а лицо хранило строгое выражение. Семен подвел Павла к ней:
— Бабушка, это братик мой, хоть и двоюродный, а самый родной. Прошу любить и жаловать.
Из своей комнаты выкатился на трехколесном велосипеде курчавый мальчик, остановился рядом с бабушкой, уставился на орден Павла:
— Дядя, ты вместе с Чапаевым воевал?
— Почти что вместе.
— А орден потрогать можно?
— Можно, — Павел взял его на руки.
Алеша сказал:
— Какой ты большой! — и стал водить пальчиком по эмали Красного знамени.
Семен провел брата по комнатам, и Павел с удовлетворением увидел, что Семен живет хорошо, состоятельно. При существующем в стране недостатке вещей его квартира была обставлена старой, добротной и красивой мебелью, на стенах висели картины и зеркала в рамах, тумбочки украшали две небольшие чугунные статуэтки лошадей и одна мраморная статуэтка лежащего льва, на полу лежали ковры. Павел оглядывался кругом, а Семен следил за ним и улыбался:
— Нравится, как мы устроили наше гнездышко?
— Да, живете как буржуи.
— Вот именно. Наверное, думаешь, все это Авочкино приданое? Черта с два. Нет, брат, все это мы с ней накупили у нэпманов, на Тверской. Вот именно, Авочка сумела навести уют в нашем гнездышке. А в приданое ей ничего не досталось. Их семью красные бойцы ограбили еще в разгар революции, обобрали до ниточки. Она приехала ко мне в Москву с одним чемоданчиком. Ее единственное богатство было — модные фетровые ботики.