Семья - это святое
Шрифт:
А потом, остановившись на пороге, он добавил то, от чего Хелен еще сильнее залилось краской
— И смени трусики, эти, боюсь, насквозь промокли твоими соками, а у меня нет настроения на забавы с мелкими лгуньями вроде тебя.
И, толкнув девушку в спальню, Элайджа с силой хлопнул дверью, уходя прочь.
========== Часть 15 ==========
Слова Элайджи еще долго звучат у Хелен в ушах, и она сама не знает, какие эмоции в этот момент сильнее — облегчение от того, что вампир не пошел дальше в своих ласках или досада, что он вновь указал ей на то, что она ему не подходит.
Ведьма
А еще хуже то, на фоне всех этих чувств, уязвленное самолюбие терзает Хелен острее всего. До Майклсона обнаженной ее видел только один мужчина, которого она любила и который считал ее неподражаемой, а Элайджа подчинил ее себе и отверг. Отверг с насмешкой, в тот момент, когда она уже была готова на все. Демонстративно вымыл губы и руки, как будто он выпачкал их, прикасаясь к ней. Словно она была не достойна его.
Хелен тяжело вздыхает, кусая розовые губки. Ее сопротивление, грубые слова и ложь о том, что вампир ей противен лишь маска, игра, и, девушка в этом не сомневается, ее мучителю об этом прекрасно известно. И он мог бы пойти до конца. Если бы хотел.
Ведьма скользит мутным взглядом по комнате, и ей на глаза попадается открытая бутылка бурбона, которую вчера в спальню принес Майклсон. Решение приходит само собой, и уже через мгновение она пьет прямо с горлышка, надеясь, что алкоголь облегчит боль в ее душе.
Хелен не замечает, как за окном становится совсем темно, пока она продолжает культивировать свою обиду за полупустой бутылкой бурбона, прежде чем ключ поворачивается в дверном замке и в спальню входит Первородный, который обводит ее недовольным взглядом, задерживаясь на остатках золотистого напитка, который ведьмочка вновь подносит к губам, делая глубокий глоток.
— Решила напиться? — недовольно произносит Элайджа, щуря темные глаза, — надеешься, что если от тебя будет нести бурбоном, то я уйду спать в другую комнату?
— О, мне все равно, можешь ночевать со мной, — заплетающимся языком отвечает ему Хелен, кривя розовые губки, — вчера ты уже доказал, что ничего особенного сделать не можешь. Это возраст? Или особенность кровососов? Или ты боишься, что опозоришься и я буду смеяться над тобой?
Ведьма насмешливо улыбается, подходя к вампиру почти вплотную. Алкоголь и обида не позволяют ей заметить, как от ее слов чернеют глаза Элайджи, который сжимает кулаки, пытаясь сохранять спокойствие.
— Тебе лучше замолчать, — глухо цедит он, тяжело дыша.
— А то что? — с ухмылкой прерывает его девушка, — точно, ничего. Ты ни-че-го не можешь сделать…
Довольная произведенным эффектом, Хелен отворачивается от Майклсона, и тянет вверх платье, намереваясь переодеться в ночную сорочку.
Она не видит, как лицо Элайджи искажается от гнева, смешанного с вожделением, когда он видит точеные изгибы ее фигуры, которые ведьма бесстыдно обнажает перед ним, стоя спиной. Вампир глубоко вздыхает, стараясь взять себя в руки, но в этот миг Хелен —
— Сейчас ты пожалеешь о своей провокации, ангелочек, — хрипло выдыхает Первородный, вихрем оказываясь позади лежащей на животе, ничего не понимающей Хелен, — ты и так долго безнаказанно меня злила. Пришла пора проучить тебя.
С этими словами, Элайджа тянет на себя обнаженную девушку, на которой из одежды лишь тонкие трусики, что он, не медля не секунды, срывает резким движением, отбрасывая безнадежно испорченный предмет туалета в сторону.
Он укладывает извивающуюся Хелен на колени, удерживая ее одно рукой за талию, и его вторая ладонь с силой опускается на маленькую попку. Ведьмочка вскрикивает, скорее от неожиданности, чем от боли, и поворачивает в его сторону ошеломленное лицо, отчего ее белокурые локоны рассыпаются по спине мягкими волнами.
— Что ты делаешь? — шипит она.
— Учу тебя хорошим манерам, — невозмутимо отвечает Элайджа, продолжая экзекуцию, пока девичьи ягодицы не становятся совсем алыми, а нежная кожа не начинает гореть.
Тогда мужская ладонь мягко скользит по ним, лаская, и Хелен прикрывает глаза, чтобы скрыть возбуждение, которое бурлит в ней от того, что она совсем нагая лежит в объятьях вампира, который только что отходил ее по попке, будто ребенка, но почему-то эмоции, что захлестывают ее, не имеют ничего общего с детскими обидами. И она не сопротивляется, когда Первородный переворачивает ее на спину, нависая сверху.
Очень медленно, Хелен приподнимает веки и тут же оказывается в плену темных глаз Элайджи, который не сводит с нее жадного взгляда, изучая ее нагое тело. Его взор скользит по часто вздымающейся груди, выступающим ключицам, плоскому животику и замирает на бедрах, которые ведьма стыдливо сводит вместе.
— Ты слишком красива, ангелочек, — шепчет он, склоняясь к ее раскрасневшемуся лицу, — слишком…
И он целует ее, сминая розовые губки своими нетерпеливыми губами. Хелен на миг застывает, ошеломленная тем, как ее тело реагирует на прикосновения врага, но миг спустя, она сама подается вперед, отвечая Майклсону с не меньшей страстью. Поцелуй выходит грубый, жадный, и Элайджа ненароком прокусывает нежную кожу, отчего на нижней губе ведьмы выступает капелька крови, которую он тут же подхватывает языком.
— Какая ты сладкая, — шепчет вампир, выставляя и тут же с улыбкой пряча клыки, — ты везде такая вкусная?
Хелен, сгорающая от откровенных ласк, не сразу понимает вопрос, но затем Первородный спускается дорожкой поцелуев к ее груди и ниже, пока темная голова не оказывается у ее плотно сжатых ножек, которые он нежно гладит, медленно разводя в стороны, и ведьма, кусая губы, наконец, осознает, что именно он имел в виду.
Но прежде чем Элайджа касается сосредоточия ее женственности, чего девушка ждет, замирая от нетерпения, происходит что-то непонятное, и миг спустя Первородный на вампирской скорости отлетает к противоположной стене, вызывая у Хелен стон разочарования.