Семья Рэдли
Шрифт:
Пять минут до прихода пациента.
Питер быстро открывает конверт и достает пластиковые пробирки с бледно-голубым формуляром. В формуляре написано то, что ему уже сообщило обоняние, — это действительно кровь Лорны Фелт.
Его словно мощным магнитом тянет к этой крови.
Нет. Я не такой, как брат.
Я сильный.
Я не поддамся.
Питер напоминает себе о том, к чему напрасно стремится вот уже без малого двадцать лет. Относиться к крови как
Он думает о сыне и дочери, и ему каким-то образом удается положить все три пробирки обратно. Он пытается заново заклеить конверт. Но как только Питер садится на стул, конверт открывается снова. Узкая темная щель — как вход в пещеру, где таится то ли невыразимый ужас, то ли безграничное блаженство.
А возможно, и то и другое.
Литературный кружок
В первый понедельник каждого месяца Хелен встречается со своими подругами-домохозяйками у кого-нибудь из них дома, где подаются легкие утренние закуски и обсуждаются прочитанные книги с целью задать хорошее начало неделе.
Хелен посещает эти собрания уже около года и за все это время пропустила только одно, когда они всей семьей ездили на отдых во Францию — снимали домик в Дордони. Если она ни с того ни с сего вдруг не явится на сегодняшнюю встречу, это внесет ноту недоумения или даже подозрения, чего допускать не следует. Зловещего си-бемоля — то бишь торчащего на Орчард-лейн фургона — более чем достаточно.
Так что Хелен все же собирается и идет к Николе Бакстер, которая живет на южной окраине деревни. Дом Бакстеров переделан из хлева, к нему ведет широкая подъездная дорожка. Полный азалий сад как будто бы принадлежит другой эпохе, нежели внутреннее убранство первого этажа: необозримое объединенное пространство с кухней в духе провинциального футуризма и продолговатыми диванами без ручек.
Когда приезжает Хелен, все уже собрались и едят оладьи с кофе, у всех на коленях лежат книжки. Разговор идет оживленнее обычного, и вскоре выясняется, что «Последняя песнь воробья» тут, увы, вовсе ни при чем.
— Ах, Хелен, разве это не ужасно? — восклицает Никола, протягивая единственную оставшуюся оладью на огромном блюде.
— Да-да, конечно. Ужас.
Никола с самого начала нравилась Хелен, и у них нередко совпадало мнение по поводу прочитанных книг. Она единственная согласилась с Хелен, что Анна Каренина ничего не могла поделать со своими чувствами к графу Вронскому и что мадам Бовари в целом симпатичный персонаж.
Хелен чувствовала, между ними есть что-то общее, словно Николе ради своей нынешней жизни тоже пришлось отказаться от какой-то части самой себя.
Глядя на ее бледную кожу, дрожащую улыбку и грустные глаза, Хелен иногда настолько узнавала в ней себя, что задавалась вопросом, не общие ли у них секреты. Может быть, Бакстеры тоже воздерживающиеся вампиры?
Разумеется, прямого вопроса Хелен никогда себе не позволяла. (Никола, а тебе доводилось впиваться кому-нибудь в глотку и сосать кровь, пока у него не остановится сердце? Кстати, отличные оладьи.) И она еще не видела детей Николы — двух девочек, которые учатся в пансионе в Йорке, как и ее мужа, архитектора, который якобы постоянно занят какими-то крупными городскими проектами и поэтому все время пропадает в командировках — то в Ливерпуле, то в Лондоне, то где-то еще. Но в душе Хелен долгое время теплилась смутная надежда, что однажды Никола и впрямь сядет рядом и поведает, как она уже двадцать лет борется с жаждой крови и каждый божий день терпит адские муки.
Конечно, Хелен понимала, что это, скорее всего, лишь утешительные фантазии. Ведь даже среди городского населения процент вампиров крайне мал, а уж вероятность встретить воздерживающегося собрата в деревенском литературном кружке и вовсе стремится к нулю. Но все равно приятно верить в такую возможность, и Хелен берегла в себе эту веру как лотерейный билет.
Сейчас же, видя, что Никола не менее остальных шокирована исчезновением подростка, Хелен чувствует себя совсем одинокой.
— Да, — подхватывает Элис Гаммер, сидящая на одном из футуристических диванов. — В новостях передавали, видела?
— Нет, — отвечает Хелен.
— Сегодня утром показывали. По Би-би-си. Я за завтраком застала кусочек.
— Да? — переспрашивает Хелен. За завтраком Рэдли, как обычно, слушали вполуха программу «Сегодня», и в ней ничего такого не упоминалось.
Следом что-то говорит Люси Брайант, но поскольку она не дожевала оладью, поначалу Хелен не может разобрать слова. Что-то про мыло? Или про дело?
— Что-что?
Никола переводит мычание Люси, и теперь все яснее некуда.
— Они нашли тело.
Хелен перепугана настолько, что не может этого скрыть. Ужас надвигается на нее со всех сторон, окончательно вытесняя всякую надежду.
— Что?
Кто-то ей отвечает. Она даже не понимает, чей это голос. Он просто кружит в ее голове, как полиэтиленовый пакет на ветру.
Да, кажется, его вынесло волнами на берег или как-то так. Около Уитби.
— Нет, — произносит Хелен.
— Ты в порядке? — Этот вопрос задают хором по меньшей мере двое.
— Да-да. Просто позавтракать не успела.
И голоса продолжают кружить, накладываясь друг на друга и отражаясь от стен огромного хлева, в котором некогда, наверное, блеяли овцы.
— Ну, ну. Присядь. Съешь оладушек.
— Водички принести?
— Что-то ты совсем бледненькая.
Хелен тем временем пытается трезво обдумать новые сведения. Труп, изгрызенный ее дочерью, на котором наверняка остались следы ее ДНК, теперь в руках полиции. Почему Питер такой бездарный? Когда он топил трупы в былые годы, они назад не выплывали. Он уносил их так далеко от суши, что беспокоиться было не о чем.
Хелен воображает, как прямо сейчас идет вскрытие, на котором присутствует множество судмедэкспертов и высших чинов полиции. Теперь даже способности Уилла заговаривать кровь не помогут им выпутаться.
— Все в порядке. Просто иногда дурнота накатывает, со мной бывает. Но уже прошло, правда.
Она сидит на диване, уставившись на прозрачный кофейный столик и стоящую на нем большую пустую тарелку, которая как будто бы парит в воздухе.
Глядя на нее, Хелен понимает, что сейчас бы уже не отказалась от крови Уилла. Она дала бы ей сил выдержать следующие несколько минут. Но от мыслей об этом становится только хуже.