Семья Рубанюк
Шрифт:
Остап Григорьевич погладил лысину, спросил:
— Ну, мать, как твоя думка? Оксана вроде хорошая дивчина.
— Плохого ничего не скажешь. Соблюдала себя. И хозяйка добрая.
Василинка быстро переводила взгляд с отца на мать, с матери на Петра.
— Раз они порешили… — сказала Катерина Федосеевна. — Молодым жить. Дай им бог счастья и согласия.
— Хорошая дивчина, — еще раз произнес отец. — И Ванюшка наш тоже против ничего не скажет.
Все молчали. Петро первый с сияющим лицом поднял
— Так что ж? За Оксану Рубанюк!
Вечером Петро пошел к Оксане, переговорил с ее родителями. Свадьбу условились справить в воскресенье — последнее перед жнивами.
В пятницу рано утром приехал в село Бутенко. Он возвращался из дальних колхозов и решил побывать на полях Чистой Криницы. Пока конюх кормил лошадей, он наведался к Рубанюкам.
Остап Григорьевич, в белых домотканных шароварах и такой же рубахе, чинил под навесом садовый инструмент. Увидел он Бутенко, когда тот, закинув через калитку руку, нащупывал задвижку. Остап Григорьевич смахнул с колен мелкую, горько пахнущую смолой стружку и поспешил навстречу.
— Доброго здоровья, деду! — приветствовал его Бутенко. — Руки подать не могу. Видите, какой грязный? Помыться у вас хотел.
— Так проходьте в хату, — засуетился Остап Григорьевич. — В один момент организуем. Только вы уж извиняйте, беспорядок у нас.
На кухне Катерина Федосеевна, заляпанная мелом, наводила чистоту. Она побелила снаружи хату, подмазала печь и сейчас подмалевывала ее синькой.
Пропуская гостя вперед, Остап Григорьевич крикнул ей:
— Катря, достань воды из печи! Умыться.
Он взял запыленный пиджак и рубашку Бутенко, отдал Василинке вытряхнуть.
— А председатель наш в район к вам поехал. Не встретились?
— Встретиться не могли. Я ведь из Сапуновки еду.
Катерина Федосеевна вынесла в сенцы таз, чистое полотенце, горячую воду. Засучивая рукава, Бутенко сказал:
— Вы что же, Григорьевич? Слышал, сына жените? А на свадьбу не приглашаете?
— Кузьма Степанович акурат с тем и поехал. Его же дочку берет Петро.
— Оксану?
— Ага.
— Из хорошей семьи берет.
Умывшись, Бутенко присел на сундук.
— Ну, Григорьевич, урожаи в этом году соберут колхозы, каких не бывало!
Он извлек из кармана горсть колосьев. Крупные зерна распирали нежную сизоватую оболочку, топорщили ломкие колючие усики.
— Дуже хорошая озимина, — одобрил Остап Григорьевич. — Да и у нас хлеба! Кинь шапку — не упадет. Деды не помнят такого.
— Убрать только своевременно надо, — озабоченно сказал Бутенко. — С таким урожаем наши колхозные руководители дела еще не имели. Могут растеряться.
— Соберем! Люди лютые стали до работы. Закликать, как в прежние времена, не требуется. Сами бегут в поле.
— Весело работают, это правильно.
— В
— Загляну, загляну, только в другой раз. Сейчас подъедет полевод, поедем с ним на поля.
Бутенко перекусил с хозяином. Он разговаривал с Катериной Федосеевной о ее домашних делах, когда появился Петро.
— Ну, жених, — встретил его с улыбкой Бутенко, — наверно, в мыслях сейчас ничего нет, кроме невесты? Знаю, знаю, — остановил он его жестом. — Все мы пережили это.
На губах Петра, не угасая, теплилась счастливая улыбка. Бутенко, с видимым удовольствием разглядывая его лицо, сказал:
— Женитьба — это большое событие в жизни человека. Не сомневаюсь, что создадите хорошую, прочную семью. Девушка славная.
— Только мать ее меня мучит, — пожаловался Петро. — Заладила: гулять свадьбу по старым обычаям.
— Венчаться?
— Ну, этого не требует. А чтоб свашки, караваи там разные, подарки.
— Это ничего, — сказал Бутенко, смеясь, — лишь бы повеселее. В старину здорово умели свадьбы играть.
Он вышел из хаты, стал набивать трубку. Петро постоял рядом, ощипывая ветку акации, сказал:
— Хочу вас спросить. Вы Алексея Костюка, наверное, знаете?
— Механика?
— Его из партии исключили. Ведь золотой парень был.
Бутенко, держа в зубах нераскуренную трубку, задумчиво разглядывал свои запыленные сапоги. Повременив, ответил:
— Он агронома избил. За это наказать-то стоило. А вообще… разберемся, кто из двоих больше виноват. Поторопились с решением. Райком займется этим делом, выясним.
— Не нравится мне этот Збандуто, — откровенно признался Петро.
В глазах Бутенко мелькнула и погасла неуловимая искорка.
— Что тебе в нем не нравится?
— По-моему, костяная нога он, а не агроном. Не лежит у него душа к живому делу. Взять хотя бы первую встречу со мной. Я ему о садах, а у него заслонки на глазах…
— Специалист он опытный. Лучшего пока в районе нет. К нашему сожалению.
Вскоре ко двору подъехал на правленческой бричке Тягнибеда.
Бутенко простился со стариками и, пообещав Петру быть на свадьбе, взобрался на бричку.
— Ну, куда повезешь, полевод? — спросил он Тягнибеду. — Туда, где лучше или где похуже?
— У нас хорошо везде, — заверил полевод.
— Тогда вези в бригаду Горбаня, — решил Бутенко. — Он что-то там обижался.
Тягнибеда разобрал вожжи, стегнул коней, За селом лошади свернули на проселок, и Тягнибеда отпустил вожжи. Бричка покатилась по мягкой земле, вдоль затравевших обочин с блеклыми лопухами, синецветом, млеющим на жаре маком, лохматыми кустами терна.