Семья в законе
Шрифт:
Один из них заметил скользнувший по нему взгляд Павла, внутренне напрягся. Агрессивный огонек вспыхнул в его глазах, но духота в зале и собственная лень вмиг потушили его. Да и не к чему было цепляться. Подумаешь, посмотрели на него... Впрочем, он мог наметанным взглядом определить в Павле офицера милиции. И ведь не объяснишь ему, что это не совсем так. Ведь для уголовников, как известно, не бывает бывших сотрудников...
Павел занял столик в другом конце зала, чтобы не смущать лагерную рать. Его и самого такое соседство совсем не радовало.
Пухлый,
– Пельмени. Салат. Водка.
– Понял, как всегда! – еще шире растянул губы официант.
– Почти... – угрюмо усмехнулся Павел.
В последнее время водка стала неотъемлемой частью его рациона. Увы, но это нужно было признать. И хорошо бы исправиться... Да, наверное, пора закругляться. Но только не сейчас.
– Что-то музыка у вас тут сегодня какая-то интересная, – с небрежностью к татуированным соседям заметил он.
– Кто платит, тот музыку и заказывает, – блеснул кабацким красноречием официант.
Павел подумал, что неплохо было бы закатать что-нибудь вроде «Прорвемся, опера» Расторгуева. Но ведь тогда скрытое противостояние обязательно перерастет в банальную драку. А ему пока не хотелось махать кулаками. Пока.
Лучше выпить, подумал он, когда официант поставил на стол бутылку водки. Водка зальет сознание, как дождь – лобовое стекло машины, тогда все плохое размоется, а хорошее всплывет желанной фантазией. Сейчас он напьется, отправится домой, где будет ждать его милое сердцу видение. Он снова будет говорить с Леной, расскажет ей, как хочет быть с ней...
И хорошо, что Юля находится у отца, пусть остается там. Хорошая она женщина, нежная, добрая. И чего греха таить, ему с ней уютно. И главное, что душу греет потребность защищать ее, оберегать от жизненных невзгод и собственной грубости.
Но все-таки это не то, чего бы он... Хотел? Но дело в том, что в этой жизни он ничего не хочет. Есть духовные и физиологические потребности, но нет стремления жить счастливой жизнью. Все это умерло вместе с Леной. Все, что спало в нем, когда она была жива...
Может, причина его неудовлетворения в том, что он не умел быть счастливым? Может, не дано ему это от рождения? А сейчас он уже знал, что такое счастье... Но для этого ему нужна была Лена. Только она. А раз так, то счастье недостижимо. Был только суррогат, который являла собой Юля. Сладкий, вкусный, ароматный, но суррогат. И не она виновата в том, что ненастоящая. Если бы он чего-то хотел от этой жизни, только Юля могла был стать его любимой женщиной, потому что соответствовала его запросам. Точней, соответствовала бы, потому что на самом деле не было у него таких запросов. Он просто плыл по течению, нет, не как бревно, а как лодка без весел, но с рулем. Он мог управлять собой, но у него не было возможности плыть против своей хандры навстречу Юле, своему новому счастью. А воды Стикса влекли его к смерти, в загробный мир, где он мог встретиться с Леной...
Павел осознавал, что сходит с ума. Чувствовал, что ему нужна помощь. Но ни один психолог не смог бы помочь ему. Ведь Юля не смогла справиться с его душевным недугом. А ведь она, казалось, была единственной, кто мог его спасти... Но, увы, этого не произошло. Как ни дорога ему Юля, но Лена по-прежнему превыше всего. Поэтому сегодня он снова напьется, чтобы дома встретиться с ее видением. Возможно, он увидит ее с порога. Она улыбнется, проведет его на кухню, как это было всегда, когда он возвращался с работы. Всегда она ждала его, всегда на столе был ужин. Но тогда она была жива. А сегодня она не сможет приготовить ему ужин. Когда она была жива, он ее не ценил. А сейчас готов был умереть, чтобы вернуться к ней...
Павел налил стопку, выпил. Мало. Повторил. Закурил. Снова выпил... А за спиной хохотала девушка, радуясь непонятно чему. Ведь ясно же, что уголовники не видят в ней женщину. Для них она – дешевая шлюха, с которой можно все... Впрочем, его это не касается. Он такой же сумасшедший, как и она. Она беспричинно смеется, а он безостановочно пьет.
Бутылка почти опустела, когда девушка вдруг оказалась рядом с Павлом. Подтянула к нему стул, села, порывисто обняв его за руку. Она уже не смеется, а судорожная улыбка больше выражает страх, нежели радость. И в инфантильном взгляде тоже испуг. Она явно искала от его защиты.
– Не понял? – удивленно протянул Павел.
Он осознавал, что неприятности с ней уже приключились, но не понимал, почему она спряталась за него. Он же не похож на Бэтмана... Или похож?
– Они такое от меня хотят! – возмущенно протянула она, кивком головы показав на стол, откуда сбежала.
– А может, и я того же хочу? – скривил он губы.
– Нет, ты один... Да и не такой ты, как они.
– Такой не такой, а проблемы ты мне, похоже, создала, – с досадой сказал Павел.
Он спиной чувствовал, что уголовники направляются к нему. Да и слышно было, как гремят падающие стулья.
Он поднялся, развернулся к опасности лицом. И, как оказалось, вовремя. Татуированные как раз приблизились к нему на расстояние удара. Теперь у них не было возможности ударить в спину. Впрочем, их атака с фронта могла закончиться для Павла плачевно. Он, может, и не слабак, но и не голливудский герой типа Ван Дамма.
– Эта Рыжа чо, тебя полюбила? – блеснув золотой фиксой, спросил парень.
Он был еще молод, не больше тридцати, но морщины на лбу очень старили его.
– А ты у нее спроси.
Павлу приходилось драться в этой жизни, но до сих пор он думал, что выражение «кулаки чешутся» – это всего лишь метафора, а сейчас вдруг ощутил зуд в костяшках пальцев.
– Да кто она такая, чтобы ее спрашивать? – скривился дружок фиксатого.
Округленное лицо, округленные надбровья, округленный нос, округленная линия губ... Глянув на него, Павел ощутил острое желание округлить его самого, свести вес в одну десятую по шкале полезности к полному нолю.
– Я не знаю, кто она такая. Но она с вами не хочет сидеть, – насмешливо сказал Павел и повел головой в сторону, чтобы размять затекшую шею.