Семья в законе

Колычев Владимир Григорьевич

– Ну, чего сел, как баран? – Семен через него потянулся к двери, закрыл.

Машина к этому времени уже была в пути.

– Как баран, – механически повторил Ждан.

Он старался выглядеть важным, сосредоточенным, но в глазах светилось детское ликование.

– Молодец, братишка, не подвел! – бравурно похлопал его по плечу Семен.

– Э-э, а куда мы едем? – будто опомнившись, встрепенулся Павел.

Только что он был преследователем, и вдруг сам оказался в шкуре беглеца... А ведь отправляясь в погоню, он должен был понимать, что его постигнет неудача. Но ведь побежал? Почему? Может,

им двигал не только разум служителя закона, но и подсознание, которое заключению предпочло свободу? Он мог отделаться условным или незначительным сроком заключения, но теперь после побега рассчитывать на снисхождение было глупо. Но ведь уже ничего не исправишь. Хочешь, не хочешь, а надо приспосабливаться к новым обстоятельствам.

– На Кудыкину гору, – усмехнулся Семен. – Там нас уже ждут.

– Кто?

– Неважно... А Юльки там не будет, не жди.

– Нет, не будет Юльки, – копируя своего брата, мотнул головой Ждан.

У Павла не было особого желания встречаться с Юлей, но он предпочел об этом умолчать. Хотя бы потому, что это его личное дело.

– Я ничего не понимаю, – сказал он, опустив голову.

– Чего ты не понимаешь? В дерьме мы. В полном дерьме! – выпалил Семен. – Стаса убили, понимаешь? Стаса, брата моего! Отравили его! Кто его заказал, я знаю. А кто исполнил?.. Я должен найти эту мразь. А в Леву стреляли! В Леву! Брата моего убить хотели. Убить!.. А меня закрыли. Из игры меня вывести хотели. А черта им лысого! Все это паучье отородье подчистую выведу!.. Правильно ты говорил, что эта история добром не кончится. Да я и сам это понимал... Но ничего, у нас все на мази. У Паука свои завязки, у нас – свои. Посмотрим, чья возьмет. И его берет, и наша...

– Как ты наручники-то свои снял? – спросил Павел, приподняв свои скованные руки.

– Да просто. Ключ у меня был... И менты все куплены. Потому и дали уйти.

– Что, и все?

– А тебя что, подробности интересуют? Кому и сколько дали? – криво усмехнулся Семен.

– Нет, я думал ты намек поймешь. Как-то неудобно в наручниках.

– Ничего, пока побудешь. Мало ли что у тебя на уме... Ты же мент, тебе доверять нельзя.

– Зачем же тогда позвал меня за собой?

– А чтобы ментам жрать меньше... Хотя голодными они не останутся. Лихопасов, Чухарик, падла, всю малину испортил, – озлобленно, сквозь зубы сказал Семен. – Под защиту свидетелей пошел. Так просто его не взять. Ну да ничего, что-нибудь придумаем...

– А меня, выходит, ты уже взял? – внутренне напрягся Павел.

Вот, значит, как оказалось. Он преследовал Бурыбина, но сам оказался в ловушке. Именно в ловушке. Родственная солидарность здесь не при чем. Во-первых, он Юле не муж. А во-вторых, не прошел посвящения, как это было с Лихопасовым. Он опасен для Семена тем, что мог дать против него показания, обвинить его в угрозе убийством. Потому с него и не снимают наручники. Потому и везут на заклание... Двери в машине уже заблокированы – из салона не выбраться.

– Ну, добавили ментам немного, чтобы тебя ко мне в автозак упаковали...

– А если бы я за тобой не побежал?

– Ничего, что-нибудь придумали бы. Ведь за тобой же не так строго смотрят, как за Чухариком... Придумали бы что-нибудь с тобой. Заставили бы замолчать.

– А ничего, что я и без того молчал?

– Что, и ничего про наш сговор не сказал? Про то, что я улику против Чухарика подменил?

– Про это сказал.

– Ну, вот видишь... А палец к губам чего прикладывал, когда в автозак входил? Разговаривать со мной не хотел, чего это, а?

– Думал, меня туда отправили, чтобы нас прослушать. Чтобы меня к тебе в сообщники записать...

– А разве не записали?

– Почти... Хотели, чтобы я показания изменил. Была сделка – ты мне убийцу моей жены, а я тебе – улику. А Харчев хотел, чтобы ты мне смертью угрожал. Ты меня убить грозился, а я поэтому тебе на милость и сдался...

Павлу неприятно было все это говорить. Как будто он оправдывался перед бандитом. До чего же тошнотворное чувство...

– А ты? – заинтригованно спросил Семен.

– Отказался.

– Почему?

– Хватит с меня и того, что я предатель. А они хотят меня еще и трусом выставить. Как будто я тебя испугался.

– А ты не испугался? – ухмыльнулся Семен, вкручивая в Павла пытливый взгляд.

Никифоров ничего не сказал. Отвернулся от Бурыбина, устремил взгляд в боковое окно... Нет, не боится он Семена. И никогда не боялся. Но сказать ему об этом – не поверит. Еще и посмеется над ним вдобавок... Что хочет, то пусть и думает. А ему все равно. Умирать так умирать. Устал он от этой пустой никчемной жизни. Очень устал. Ему на небо нужно, к Лене, вымолить у нее прощение... Он очень нуждался в ней. А дочь Маша проживет и без него. У нее своя жизнь, и со Славой вроде бы все хорошо. Он уже с ней и о свадьбе заговорил...

Одно не давало покоя Павлу: страх перед неизвестностью. Что, если нет никакой загробной жизни? Что, если не ждет его Лена?.. Но все равно он готов был умереть прямо сейчас.

– Вот я тебя сейчас пристрелю, – услышал он голос Бурыбина.

И тут же в ухо ему уперлось что-то прохладное и железное. Похоже на ствол пистолета?

Павел вспомнил, как он впервые прыгал с самолета. Страшно было. А вдруг парашют не раскроется, и он со страшной силой ударится об землю, насмерть разобьется... Но все же он прыгнул. И сколько удовольствия он получил от полета!.

Ему и сейчас было страшно, но вместе с тем он почувствовал азартный интерес перед неизвестностью. Вдруг нет ничего прекрасней, чем переход в мир иной? Может, это гораздо лучше, чем парение в свободном полете? А если загробной жизни все-таки не существует, что ж, так тому и быть. Что здесь пусто, что там...

Семен взвел курок, и Павел закрыл глаза. И даже улыбнулся, представив, что случится чудо и он вот-вот окажется рядом с Леной...

– Ты что, псих? – спросил Бурыбин, убирая пистолет.

– Да пошел ты!

Какое-то время они ехали молча. Первым заговорил Семен.

– Да не собираюсь я тебя убивать. Мне Юлька этого никогда не простит.

– Она ничего не узнает, – разочарованно посмотрела на него Павел.

Он уже с жизнью простился, а тут такая незадача.

– Не узнает, так почувствует...

– А то, что ты бандитом стал, она это тебе уже простила? Ты же бандит, Семен. И убийца...

– Какой есть! – резко надвинувшись на Павла, заорал Бурыбин. – Меня уже не переделаешь, понял?.. А будешь вонять, пристрелю как собаку!