Семья в законе
Шрифт:
Семен отключил телефон, сунул его в карман. И какое-то время ехал молча, улыбаясь самому себе.
– Это агония была, – наконец, заговорил он. – Паучата в агонии бьются. Отец к ногтю их прижал... Я тебе говорю, если отец взялся за дело, то всем кирдык.
– Агония не агония, а мы могли бы в ящик сыграть.
– Вот я и говорю, будь на твоем месте Чухарик, гореть нам синим пламенем. В аду...
– Тебе, может, и в аду.
– А тебе что, в раю?
– Может быть. Если бы не убивал...
– Нашел, о чем жалеть! Это быдло паучье... У них все было, сила, внезапность. И что? Облажались. Как последние... Мы – первые, а они последние. Бурыбиных голыми
– Это все слова.
– Я же тебе сказал, отец со всеми разобрался! – рассвирепел Семен. – И не надо мне тут каркать!
Он выехал на разбитую узкую дорог, все дальше углубляясь в лес.
– И куда мы едем? – спросил Павел.
– Уже приехали!
Семен так резко ударил по тормозам, что Павла едва не впечатало в лобовое стекло. И автомат, соскользнув с колен, упал под ноги. Он попытался его поднять, но в шею вдруг уперся ствол пистолета.
– Все, мент, приехали! – взбешено заорал Семен. – Молись!
Но времени на молитву он ему не дал. Сразу же нажал на спусковой крючок. Сухо щелкнула собачка спускового крючка.
– Все, ты убит, мент! – убрав пистолет, нервно хохотнул Семен.
Павел резко поднял с полу автомат, направил ствол на Бурыбина. Но тот даже бровью не повел.
– Тогда почему я живой, если убит?
– Ты живой, а мент в тебе мертвый... Все, Паша, забудь, что ты ментом когда-то был. Сейчас ты такой же беглый уголовник, как и я. И кровь на тебе... Ты троих, Паша, убил. Троих! И ты сам знаешь, что ментов не будет колыхать, по какой причине ты их сделал. Защищался ты там, нападал – им по барабану. Они же не террористы арабские. Они обычные люди. Жены у них, дети. И закон их, сам понимаешь, защищает. Никто тебе, Паша, спасибо за это дело не скажет. А я скажу. И семья наша скажет... Ты наш, Паша, наш. Хочешь ты этого или нет, а наш ты. А ты должен этого хотеть. Потому что выбора у тебя нет. Только мы можем тебя из дерьма вытащить. Паучат уже, считай, добили. Осталось там кое с кем разобраться, но это не за горами... Потом на дно с тобой ляжем. А там и с Лихопасовым разберутся. С тебя обвинение снимут, с меня... Нормально жить будешь. Мы уже рынки свои охраняем, а скоро весь город под себя возьмем. Паука нет, а свято место пусто не бывает. Теперь мы его «Гарантом» заправлять будем, теперь нам все за охрану платить будут. А тебя, Паша, на «Гарант» поставим. Будешь там рулить. Деньги будут, особняк себе построишь, с Юлькой там будет жить. А то не дело, Паша, от нее зависеть. Да, Паша?
Павел молча кивнул. Он действительно не хотел зависеть от Юли... Но предложение семьи он не примет. Потому что не хочет уподобляться тому же Семену, чьи руки по локоть в крови. Но говорить он об этом не стал. И Бурыбин решил, что он согласился с ним... Ладно, пусть что хочет, то и думает.
Семен продолжил путь по лесной колее, затем выехал на проселок, тянувшийся через поля.
– Я эти места наизусть знаю, – сказал он. – В Тарасовке бабушка наша жила, Царствие ей Небесное. Мы к ней каждое лето ездили...
Разгоняемый машиной воздух упругими лапами врывался в салон через разбитые окна, шумел в ушах, но Семен говорил громко, и ветер не мог заглушить его голос. Да и Павел слушал его внимательно. Может, Бурыбины и преступники, но, что ни говори, а семья у них уникальная. И ему интересно было слушать истории из семейного архива...
Семен рассказывал, как они с братьями дрались с местными пацанами, как потом дружили с ними, как потом вместе нагоняли страх на округу. Оказалось, для Бурыбиных уже в детстве главным критерием их силы стал страх, который они могли внушить окружающим.
– А дед с бабушкой не жил, – продолжал Семен. – Он с ней разошелся, на хуторе жил... Это его дом сегодня сожгли...
– А сам дед где?
– Умер. Лет пять уже назад. А дом остался.
– И ты там решил спрятаться?
– А почему нет?
– Нельзя у родственников прятаться, это закон. Об этом доме и в милиции могли узнать...
– Нет. Этот дом ни по каким документам не проходит. Мы даже наследство не могли оформить. Да мы, в общем, не пытались. Лера правильно рассудила: кто его возьмет, если он под нашей крышей?.. Лера. Сука, – сквозь зубы процедил Семен. – Ну, конечно, кто ж еще это мог сделать! Она, тварь, знала про этот дом!.. Ну, я баран!..
– Лера – жена Стаса? – спросил Павел.
– Хорошо, что ты в курсе... Плохо, что я про нее не подумал. Я же знал, что это она Стаса траванула. Знал же. Ну почему же тогда к деду сунулся? Почему?.. И почему Стас не задушил эту гадюку?
– Это ты у меня спрашиваешь или у себя?
– У себя... Потому что проглядели тварь... Она семью предала. Азики ее купили, дезу ей скормили, ну, вроде Паук против нас пошел. Купили ее, а купились мы... Мы ее на чистую воду вывели, осталось только утопить. А у Стаса любовь. Он ей все простил. Азики с ней в два ствола, а он ее простил. Такая вот любовь... Она ему клялась, что будет верной до гроба. Он ее сначала в подвале на цепи держал, как бешеную суку. А потом в дом взял... Мы ее из семьи вычеркнули, но Стасу все равно было. Знал бы он, чем ему его доброта обернется... Лерка его траванула. Стопудово она, больше некому. Потому и слиняла... Одного только не пойму – она же на азиков работала. Почему с паучатами тогда связалась? Может, азики с паучатами снюхались?.. А через кого? Диму-то мы того...
– Это ты о чем?
– Да так, тихо сам с собою... Лерка, тварь, дедов дом сдала, а себя не уберегла. Братишка родной ее сдал. Дом у их дальних родственников тут недалеко, там она. Информация проверенная... Так-то вот, Паша, никому верить нельзя. Лерка среди наших баб самая крутая была, и что? Скурвилась...
– И ты после этого собираешься верить мне? – усмехнулся Павел.
– А представь себе, верю...
Но вера его оказалась непрочной. Павел убедился в этом в тот же день.
Они проехали мимо Тарасовки, маленькой деревушки на берегу реки, свернули к заброшенной ферме, через заросли бурьяна на машине продрались к большому покосившемуся сараю, где когда-то хранилось сено. Спустя время к ним подъехали две машины с вооруженными людьми, которых привел за собой Ждан.
Братья долго говорили между собой о чем-то на мажорных тонах, ликующе улыбались. Рядом с ними вертелся чернявый паренек, не атлетического сложения, но резкий, жилистый. Насколько понял Павел, это был шурин Семена, брат его жены. Судя по всему, он был посвященным членом семьи Бурыбиных, поэтому ему дозволялось участвовать в важном разговоре. А Павел мог наблюдать за братьями только со стороны. Потому что ему не доверяли.
А потом был долгий путь по Самарскому шоссе, поворот на проселочную дорогу, большое село с многокупольной церковью, деревенька за ним, бревенчатый домик на отшибе. Семен не стал открывать дряхлую калитку, он просто ударил по ней ногой и вышиб ее с первого раза. Вслед за ним в дом устремились Ждан и шурин. Павла же оставили в машине. Он не должен был становиться свидетелем расправы, которую Семен собирался устроить над своей невесткой. К делам семейным Павла не допускали.