Семья Звонарёвых
Шрифт:
Хотя поле и было хорошо полито, солнце быстро высушило землю. Поднялась пыль. Ветер будто нарочно гнал ее прямо на валик.
Заканчивала марш пехота. Готовилась артиллерия.
В это время Тихменев с кем-то раскланялся. Звонарев увидел сенатора Кони и начальника Главного артиллерийского управления, которые прошли невдалеке. Сергей Владимировия козырнул им, они ответили ему благосклонными кивками.
В конном строю, на рысях, мимо валика уже двигалась артиллерия. Вороные, рыжие, гнедые лошади побатарейно тянули громыхавшие щитами
Всречать кавалергардов вышла старая императрица. Став на краю валика, Мария Федоровна приветственно махала рукой конникам.
Тридцать три года тому назад она впервые появилась верхом на лошади перед строем этого полка в кавалергардской форме, и Александр III объявил тогда, что его жена, императрица Мария, назначается шефом полка. С той поры Мария Федоровна неизменно бывала на всех полковых праздниках и лично поздравляла солдат и офицеров. Сейчас она смотрела сквозь слезы на "свой" полк и взволнованно приветствовала его. Кавалергарды отвечали ей громким "ура".
Как только полк прошел, Мария Федоровна устало склонила голову и снова ушла под тент к своему креслу.
Вот к валику приблизился лейб-гвардии Уланский полк, и уже царица Александра Федоровна порывисто, величественно вскинув голову, поднялась в ландо и энергично замахала белым кружевным платочком. Она настолько увлеклась этим занятием, что загородила собой гостя - Пуанкаре. Получилось, что она одна принимала парад. Солдаты, держа равнение на царский шатер, пялили глаза на раскрасневшуюся царицу, дружно тянули "ура", а царица одаривала их покровительственными улыбками.
Улан сменил лейб-гвардии Атаманский полк. Огромный казак поднял на руки больного цесаревича и вынес его вперед, на край валика. Наследник замахал рукой своему подшефному полку, казаки дружно отвечали на его приветствия.
Зной усиливался, пыль плотным серым облаком затягивала поле. Было трудно дышать. Бесконечный марш войск, грохот оркестра и тысячеголосые крики солдат уже изрядно утомили разомлевшую от жары публику. Пуанкаре то и дело смахивал платком пот с лица, а царь уныло улыбался и устало поглядывал по сторонам.
Когда, замыкая парадное шествие, продефилировал наконец гвардейский жандармский эскадрон, все облегченно вздохнули. Царское семейство не успело еще разместиться в автомобилях, а публика уже потекла к вокзалу.
Поле опустело. Издалека доносились солдатские песни. Звонарев задумчиво смотрел на медленно оседавшую пыль.
– Я вижу, Сергей Владимирович, на вас нашло минорное настроение, заметил с улыбкой Тихменев.– Поторопитесь, иначе не попадем в вагоны.
– Да, пожалуй, -
Тихменев искоса, с хитринкой взглянул на него:
– Как прикажете вас понимать - в прямом или переносном смысле?
– В прямом, конечно, - так же с улыбкой ответил Звонарев.– Хотя "Заря с церемонией" и сегодняшний парад - это тоже пыль, которую пускает наш самодержец в глаза не только французам, но и нам. Так сказать, демонстрация военной мощи, парад, оркестры, блеск... А в Питере черт знает что творится. Забастовки, баррикады...
– И охранка, - не без ехидства заметил Тихменев.
7
Варя ощутила на себе омерзительное дыхание уголовного мира с первых же минут пребывания в тюрьме. Проститутки, воровки, бандитки. Падшие существа, сохранившие человеческий облик, с черствыми, закаменелыми душами полуживотных. Насмешливо, полупрезрительно они поглядывали на чистенькую, хорошо одетую "барыньку", которая вдруг угодила к ним в камеру, чем-то похожую на матросский кубрик пиратской каравеллы. Двухэтажные нары, зловоние, дух давно не мытых, грязных тел, махорки, сивухи.
Поняв, куда она попала, Варя тут же заявила решительный протест надзирателю с требованием перевести ее в другую камеру, но тюремщик под одобрительное улюлюканье обитательниц камеры заявил издевательски:
– Ишь чего захотела, принцесса! Может, тебе еще прислугу приставить и пуховики расстелить? Хорошо будет и здесь. Тут такие мамзели, что враз тебя в божеский вид приведут.
Варя долго стояла у двери, не решаясь подойти к нарам. Кто-то хихикнул:
– Подумаешь, святую из себя корчит.
Сверху, с нар, донеслось:
– Эта, видать, не нашего пошибу... Барская.
И снова смешок:
– Укокошила какого-нибудь пьяненького офицера и обчистила.
Варя молчала. К ней подошла полная арестантка, растрепанная, с обрюзгшим лицом и слезящимися от трахомы глазами.
– Вот что я скажу тебе, красавица, - проговорила она гундосо, обдав лицо Вари тошнотворным запахом гнилого рта.– Скидывай-ка свою кохту и юбку. Пондравились они мне. Взамен получишь мои.– Она тряхнула подолом лоснившегося от жира и грязи черного рваного платья.– И давай пошевеливайся. А ежели не скинешь, прирежу. Я такая! Кого хошь тут спроси.
Мясистая грубая рука с длинными почерневшими ногтями потянулась к Варе.
– Прочь!– Варя отшвырнула руку.– Не притрагивайтесь ко мне!
С нар сползали нечесанные испитые фурии. Они медленно приближались к Варе, окружая ее полукольцом, зло посмеиваясь, с холодными жесткими глазами.
– И чего ты, Тузиха, церемонишься?– прохрипела долговязая седая женщина, почесывая грудь.– Дай ей по рылу, чтоб не брыкалась.
Тузиха двинулась на Варю.
– Ну, будешь скидывать по-хорошему?