Семья Звонарёвых
Шрифт:
– Ну вот, обласкал называется! Я к тебе со своим горем, а ты ко мне с политикой, - обиженно отозвался Звонарев.– Да, я не занимаюсь политикой и знать ее не хочу. Вот мое твердое мнение, если ты уж заговорил об этом. Я честный русский интеллигент, а не бунтовщик. И великое мое горе, что Варя не моя единомышленница, а твоя.
Краснушкин посмотрел на бледное лицо Звонарева, на его налитые мукой глаза.
– Прости! Я не хотел причинить тебе боль... Не будем об этом. Оставим разговор до лучших дней, когда с нами будет Варенька. Я сейчас же еду к барону Гибер фон
Краснушкин проводил Звонарева, отказавшегося позавтракать, до дверей и, уже пожимая руку, наставительно посоветовал поскорей спровадить Васю из Петербурга, подальше от всевидящих очей жандармов.
Когда Звонарев вышел из дома Краснушкиных на улицу, деловое петербургское утро было в самом разгаре. Открывались магазины, лавочки, чайные. Спешили на службу мелкие чиновники. Пирожник пронес полный лоток горячих ароматных пирожков. Прошла молоденькая девушка в кокетливой шляпке, с круглой картонкой в руках, видимо, модистка, несшая заказ богатой моднице. Люди шли, спешили по своим делам. У каждого были свои заботы и печали. Звонареву надо было идти на завод. Но идти не хотелось. Мысли, будто встревоженный пчелиный рой, теснились в голове.
Звонареву больно было сознавать, что Варя многое скрывает от него. Он не сомневался в ее любви и верности. Она любила его - в том не было сомнений. Но, любя, скрывала от мужа самое сокровенное - своих новых друзей, свои связи с революционным подпольем. Он, ее муж, мог только догадываться об этом. А почему случилось так? Варя шла своей дорогой, которую сама выбирала среди множества более легких, блистательных дорог женщин ее круга. Она жена инженера, мать троих детей, наконец, дочь генерала, никогда не знавшая нужды. Что заставило ее пойти по этому тернистому пути? Звонарев отказывался понимать. И оттого, что понять это было трудно, Звонарев чувствовал себя одиноким, обиженным и несчастным в это солнечное летнее утро.
А ведь совсем недавно все было так хорошо! Варя по случаю трехсотлетия дома Романовых была полностью восстановлена в правах. Не думалось, не гадалось о каких-то бурях и тревогах. И вдруг на тебе, нагрянули грозовые тучи, закрыли лазурь безоблачного неба. Варя за решеткой. Дети остались без матери. На заводе тоже жди неприятностей.
Не успел Звонарев прийти на завод, как был вызван начальником завода генералом Тихменевым.
– Полюбуйтесь, новый военный заказ, - недовольно проговорил он, едва Звонарев показался в дверях.– Да какой еще! Винтовки, карабины, пулеметы! И все срочно. И впрямь пахнет войной. Не было нам печали.
Тихменев, вглядываясь в новые чертежи, думал о том, что война, судя по всему, неизбежна. И это сулило и ему, военному инженеру и генералу, большие неприятности. Конечно, не фронт: для этого много строевых генералов, но сейчас посыплются военные заказы. Где взять квалифицированных рабочих? Одних мобилизуют, другие бунтари. Он сам видел вчера, как рабочие вступили в столкновение с полицией. Не испугались, не побежали. Тихменев совсем расстроился и взглянул
– Что это вы, голубь мой, нос на квинту повесили? Или с дражайшей поругались?
– Если бы так...– И Звонарев рассказал о печальных событиях этой ночи.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!– огорченно сказал генерал. Какое несчастье! Надо немедленно вызволять Варвару Васильевну. А то время предвоенное. Кабы чего не вышло...
Звонарев боялся расспросов и неискреннего сочувствия. Он хорошо знал, что чем больше человек оправдывается, тем больше его считают виноватым. И Звонарев, видя не на шутку встревоженное лицо Тихменева, с благодарностью воспринял деликатность генерала и его молчаливое понимание.
– Знаете что, дорогой...– медленно вымолвил Тихменьев.– У меня есть мысль: обратиться к нашему начальнику Главного артиллерийского управления Кузьмину-Караваеву. Он человек либеральный, весьма уважал генерала Белого и, конечно, постарается вам помочь. Тем более, что сделать это ему совсем не трудно - его родной брат Кузьмин-Караваев - известный адвокат и член Государственной думы от кадетской партии.
Поздним вечером в осиротевшую квартиру Звонаревых зашел Краснушкин. Звонарева он застал в Васиной комнате. Он сидел около стола, молча и устало перелистывая технический справочник и изредка взглядывая на Васю, который расположился на полу, среди разбросанных вещей, книг и тетрадей.
– Что это у вас? Никак, новый обыск?– спросил Краснушкин.
– Только своими силами, - басом ответил Вася.– На семейном совете решено Василия Зуева отправить по этапу. Подальше от всевидящих очей.
Краснушкин, пододвинув табуретку, сел напротив Звонарева, взглянул в его напряженные, спрашивающие глаза.
– Что я узнал о Варе? Пока очень мало. Сидит в предвариловке, числится за следователем Добужинским, по словам, весьма порядочным человеком... Но не огорчайся. Узнаем и побольше. Я уже нащупал преинтересную лазейку. Представь, я сейчас только что от самой красивейшей женщины нашего времени...
– Нашел время шутить, - обиженно проворчал Звонарев.
– А я и не шучу! В самом деле - от мадам Сухомлиновой, жены военного министра. Был у нее на консультации с профессорами Сироткиным и Введенским. Как видишь, болезнь не щадит и отменных красоток. Ежедневное наблюдение поручено вашему покорному слуге, как наиболее талантливому, молодому и красивому...
– Иван Павлович, может вам нужен брат милосердия для процедур? взмолился Вася, лукаво блестя глазами.– Даю слово - вылечим дамочку в два счета.
– Конечно, только тебя с твоим веснушчатым рылом и не хватает! У нее, братец ты мой, амуры, почитай, почти со всеми великими князьями, с самим великим князем Сергеем Михайловичем, начальником артиллерии. Она - сила огромная. Подумайте только, бывшая киевская кокотка, а сейчас почти всесильная власть. Слух идет, что ее голубые глазки и белокурые локоны поразили сердце самого святого старца Гришки Распутина - владыки всея Руси. Здесь не до шуток. Вот через нее и попытаемся действовать.
3