Семья Звонарёвых
Шрифт:
– Пойдем к немцу в плен, авось до замирения уцелеем, а там домой возвернемся к своим бабам, - раздавались голоса с разных сторон.
– Дураки вы набитые!– насмешливо заговорил Блохин.– Послушайте меня, коль у вас своих мозгов не хватает! Я в японскую войну почти год сидел в плену! Не сахарное там житье! Кормят плохо, от болезней не лечат: пусть, мол, больше перемрет нашего брата - хлеб целее будет. Морду бьют почище наших самых аспидов офицеров. А про баб своих с детьми позабыли? Тут коли ни коли, а на побывку приедешь. С плену домой не отпустят до конца войны. С голоду, а то
Солдаты слушали с недоверием, со злобой посматривая на Блохина.
– Ты, дядя, не дюже грозно на меня взглядывай, я все равно не забоюсь, не из пугливых.– Блохин говорил медленно, горячо. Каждое слово, как гвоздь, вколачивал - надежно и прочно.– Как кончится война да придут домой солдаты, помещицкую землю начнут промеж себя делить! Как с японской пришли, так сразу за это взялись; не вышло дело это, потому не все сообща действовали, а в розницу. Кому в первую очередь землю дадим? Кто с фронта пришел да кровь свою проливал. А те, которые в плену, опосля или совсем не получат ничего.
– Это почему же так?– спросили Блохина.
– Потому, что ты не воевал, а в плену прохлаждался! От смерти шкуру свою спасал, а не о Рассее думал. За что же тебе землю давать?
Слова Блохина всколыхнули солдат.
– Да кто ты такой есть, что про землю так говоришь, откуда знаешь? послышались недоверчивые голоса.
– Воля ваша, хотите верьте, хотите нет, а я от умных слыхал и теперь вам говорю! Так и раскиньте своими мозгами, куда сподручнее вам идти - к себе домой иль батрачить на немецкого помещика.
– Кто в плен идти не хочет - живо становись!– скомандовал стоявший тут же Зуев.
Солдаты лавиной устремились на полянку, где уже собралось около полка солдат. Енджеевский выбирал из солдат унтеров и ефрейторов, разбил солдат поротно, роты - на взводы и отделения. Приказал подсчитать наличные патроны и провиант и поделиться с теми, у кого их совсем не было.
Патронов набралось по две-три обоймы на человека. С провиантом было хуже, но солдаты делились друг с другом последней сухой коркой. Подошли несколько офицеров и тоже просили принять их в отряд. Их поставили командовать ротами. Всего было уже несколько тысяч человек.
– Впору генералу командовать таким отрядом, - улыбался Енджеевский.
– Генералы о другом сейчас думают: как бы им поскорее к немцам в плен попасть и подальше уйти от своих солдат!
– Знают, шкуры, побьют их солдаты за плохую команду. С утра было видно, что немец закружение делает.
– Солдаты доносили, а их не слухали, вот и достукались!
– Измену генералы делали, немцу хотели сдать всех солдат и пушки с пулеметами, да не вышло.
– Нашлись солдаты и кое-кто из офицеров, поняли генеральский шахер-махер, перестали их слухать и решили сами добираться домой.
Енджеевский делал вид, что не слышит этих крамольных слов. О самом Енджеевском солдаты подробно допрашивали Блохина и Зуева.
– Геройский командир! Одно вам скажу, знаем его еще с японской войны! Начальство его не жаловало. Ни крестов, ни орденов ему не давали. Для солдат - отей родной. Неужто среди вас нет солдат его роты, батальона или полка? Они должны тоже его
– Ну, я знаю их благородию, - охотно отозвался молоденький солдат. Он у нас в полку совсем недавно. Перед самой войной прибыл с другой части. Роту получил и сразу начал обучать стрельбе да перебежкам, а парады все отменил. Мы, говорит, должны быть готовы к войне, а не к смотру, хотя бы и царскому. Порядок навел в роте. За солдатским харчем следил, чтобы не обворовывали нас. Морду не бил и даже по-матерному не ругается. Чисто с барышнями обращался с солдатами. На войне зря в огонь не посылал. Вчера под Нейдебургом немец наш полк начисто разбил. Зашел во фланг и тыл. Мало кто и ушел из закружения, и штабс-капитан взяли на себя командование всеми, кто от полков остался. Сейчас только на него и надежда, что выберемся отсюда, - с гордостью рассказывал словоохотливый солдат о своем командире.
18
Уже совсем стемнело, когда Енджеевский решил идти на прорыв. Артиллеристам он приказал следовать последними и наблюдать, что делается в тылу. Едва солдаты ушли с поляны, как на нее хлынули новые части...
Тем временем на опушку леса выехала группа всадников с казачьим конвоем.
Блохин глаза раскрыл от удивления. Толкнув Зуева кулаком в бок, он проговорил:
– Глянь-ка, сколько превосходительств пожаловало. Один одного важнее. И с казачьим конвоем. Не иначе как штаб.
– Дядя Филя, такой спектакль увидишь не каждый день! Давай посмотрим, что дальше будет, - взмолился Вася.– Лежнев, мигом разузнай у казачков, что это за птицы.
Между тем ружейная и пулеметная стрельба становилась все слышнее. Было очевидно, что немцы, приближаясь, стягивали кольцо окружения. Генералы нервничали. Запыхавшись, прибежал Лежнев и сообщил, что перед ними сам генерал Клюев, командующий 13-м армейским корпусом, со своим штабом.
– Пора, пора!– услышали разведчики голос Клюева.– Где же запропастился казак с пикой? Привяжите к ней белую простыню вместо флага и с трубачом отправляйтесь навстречу немцам.
Но никто не торопился выполнять позорную роль парламентера, извещавшего врага о сдаче штаба корпуса. Наконец Клюев вызвал одного из штабных офицеров, лично ему вручил злосчастную пику с простыней и приказал ехать к немцам. Выбрали место, откуда меньше всего слышалась стрельба и офицер в сопровождении трубача шагом поехал навстречу своему позору.
– Нешто и впрямь сейчас сдадутся немцам?– упавшим голосом сказал Лежнев.
Скоро стали слышны звуки горна с той стороны, куда уехал офицер с белым флагом. Стрельба стала стихать. Из лесу вышел немецкий офицер и с ним несколько солдат. Рядом русский штабной офицер нес белый флаг.
Немец громко справился, кто из русских начальников является старшим и имеет право отдать распоряжение о капитуляции. Он довольно чисто говорил по-русски.
Приложив руку к козырьку, к нему подошел сам Клюев и так же громко по-немецки доложил, кто он и почему решил капитулировать. Зуев поспешил перевести Блохину и Лежневу генеральскую речь.
– Считаю положение на фронте моего корпуса совершенно безнадежным и дальнейшее сопротивление бесполезным. Прошу принять от меня безоговорочную капитуляцию.