Семья Звонарёвых
Шрифт:
Звонарев вышел на берег Невы и долго бродил по набережной. Всходило солнце, порозовело ясное северное небо. Над рекой еще висели космы белесого тумана, сквозь который проступали очертания мостов и серых угрюмых зданий. А шпиль Петропавловской крепости уже поблескивал, как золотой меч, вонзившийся в прозрачную лазурь небес. С шумом бились о гранит холодные невские волны. В редеющий туман вплетались черные дымки буксирных пароходов, медленно тащивших по реке вереницы тяжело груженых барж. С каждой минутой улицы столицы становились все более людными и говорливыми. Торопливо
Звонарев любил и белые ночи, и эту утреннюю пору, когда дыхание захлестывают свежие, бодрящие речные ветры. Но сегодня он не испытывал того чувства подъема, которое обычно вызывали в нем утренние прогулки. Ветер казался каким-то ознобляющим и резким. Город выглядел неприветливым, чужим, холодным. На сердце лежала гнетущая тяжесть от мысли, что в этом городе за решеткой, в тюремной камере томилась Варя.
Из задумчивости Звонарева вывел знакомый хрипловатый голос:
– Доброе утро, Сергей Владимирович! Что зажурились?
Звонарев резко обернулся и увидел улыбающееся рябое лицо Блохина, щелочки его смеющихся глаз.
– Здорово, дружище. Откуда ты?
– Да вот вас поджидаю. Домой заходить не хотелось. Сами понимаете, ваша квартира под наблюдением, а я могу только повредить Варваре Васильевне. Да еще, сказать по правде, нянька ваша не дюже нравится, любопытная очень. Я бы ее на вашем месте турнул.
– Откуда ты знаешь о моем несчастье?– удивленно спросил Звонарев.
– Слухом земля полнится, - снова улыбнулся Блохин.– Пойдемте сюда, в переулочек, накоротке поговорим...
Когда спустя некоторое время Звонарев шел на завод, шумный, деловой Петроград не казался ему уже таким неприветливым и чужим. На душе потеплело от участия верных и хороших людей.
" Как меняются люди!– думал Звонарев в такт своим бодрым шагам. Вот Филя Блохин. Давно ли он был горьким пьяницей и ругателем? Блохой, иначе и не звали. А сейчас? Откуда что взялось? Пить бросил, работает отлично, но главное не это, главное - внутренне очень изменился. И глаза стали другие - умные, размышляющие. Рассуждает трезво, логично, грамотно. Видно, что многое знает, но все говорит. "Цель в жизни вижу, ради нее и живу".
У него цель в жизни, а у тебя, Сергея Звонарева, какая цель? Детей вырастить? Так это цель каждого человека. А что твое сокровенное? Вот и не знаешь, что сказать. И выходит, что Блохин обогнал тебя в чем-то самом главном, что есть у человека в жизни".
И хотя это было горько сознавать, Звонарев не ушел от искреннего ответа самому себе. И эта прямота усилила радостное настроение Звонарева. Он видел, что Варины друзья были настоящими людьми. Им можно было верить, раз они в трудную минуту подали руку помощи, прислали Блохина. "Освободить из тюрьмы сразу, конечно, трудно, - вспомнил он слова Блохина, - но поддержать Варвару Васильевну, переслать ей письма, передачи можно и сейчас".– "Что же, у вас и в тюрьме друзья?" - спросил
В тревоге и ожиданиях прошло несколько дней. И однажды в конце рабочего дня, когда Звонарев уже собрался уходить домой, к нему заглянул Краснушкин и предупредил, что удалось добиться свидания с Варей.
На следующий день в установленный час они переступили порог угрюмой и неопрятной приемной дома предварительного заключения.
Свидание продолжалось минут десять. Разговаривать пришлось через проволочную сетку, к которой подвели Варю. Выглядела она больной и усталой, но в глазах по-прежнему светились огоньки непреклонности и большой душевной силы.
– Здравствуй, Сережа, - проговорила она приглушенно, с трудом сдерживая волнение. Улыбнулась, кивнула Краснушкину и снова остановила взгляд на лице мужа. Тот стоял перед ней бледный, нервно покусывая губы, чувствуя, как что-то душит горло.
– Как тебе тут, Варенька?
– Не сладко, но терпимо, - ответила Варя.
– Нам очень тяжело без тебя.
Варя спросила о детях. Подбородок ее задрожал. Казалось, она вот-вот расплачется.
– Все будет хорошо, Варенька, - сказал ободряюще Краснушкин.– О девочках не беспокойся. Они пока у Кати. Мы ведь знаем, что ты ни в чем не виновата.
– Будем верить в лучшее, - тихо отозвалась Варя.– Главное, держись ты, Сережа. А я выдержу все, что бы со мной не случилось.
Сергей Владимирович чувствовал, что Варе хотелось сказать ему многое, расспросить. Но что скажешь, когда тут же присутствует тюремный надзиратель? От еды она отказалась. Взяла теплый платок и вязаную кофточку. Книги не разрешил брать надзиратель.
– Катя передала вам канву для вышивания, иголки и нитки, - сказал Краснушкин.– Возьмите. Это занятие поможет скоротать время.
– Никаких иголок!– буркнул надзиратель.
– Позвольте, почему же?– возмутился Краснушкин.
– Нельзя! Ни иголок, ни спиц. Только вязальные крючки.
Краснушкину пришлось согласиться.
Время свидания истекло. Короткое прощание. Варя не проронила ни слезинки. Ушла. Перед тем как исчезнуть за дверью, обернулась, кивнула:
– Не волнуйся, Сережа, - и повторила слова мужа: - Все будет хорошо!
В проходной их ждал следователь Добужинский.
– Вообще-то ваша супруга держится молодцом, - обратился он к Звонареву.– Вот только не пойму, почему она просит перевести ее в одиночку.
– Я очень просил бы вас, господин Добужинский, удовлетворить желание моей жены, - сказал Звонарев.
– Попытаюсь, - пообещал следователь.
Разговор зашел об освобождении Вари на поруки под залог. Оказалось, что залог составит изрядную сумму - тысяч десять - пятнадцать.
– Бог мой!– ошеломленно воскликнул Краснушкин.– Откуда же взять инженеру такие деньги?
– Есть ростовщики, - намекнул Добужинский.
– Похоже, что охранное отделение имеет с ними определенную связь, едко проговорил Краснушкин.– А может быть и не только охранное отделение...