Семья Звонарёвых
Шрифт:
Добужинский метнул на него вспыхнувший гневом взгляд:
– Ваши намеки по меньшей мере оскорбительны, господин доктор. Размер залога устанавливаю не я, а прокуратура. В данном случае сумму залога назначит прокурор окружного суда.
– Вильгельм Федорович фон Валь?
– Он самый, - подтвердил Добужинский.– Поговорите с ним.
– С этим чинушей трудно поладить, - усмехнулся Краснушкин.– Но, как говорится, попытка не пытка.
Добужинский пригласил всех пройти в свой кабинет, находившийся в окружном суде.
Следователь отправился к фон Валю. Звонарев и Краснушкин остались в обществе лысого юркого чиновника, усердно хлопотавшего над какими-то бумагами.
– Та, конечно, думаешь о деньгах!– сказал Краснушкин свояку.
Сергей Владимирович невесело взглянул на него.
– Представь себе, ты угадал.
– Не думай, деньги будут.
– Откуда?
– Кое-что наскребешь сам. Расшевелим тещу. Ну, и на меня можешь рассчитывать: отдам все свои сбережения.
"Какой же ты изумительный человек!" - подумал Сергей Владимирович о Краснушкине и молча, благодарно стиснул его руку.
Прошло не меньше получаса, прежде чем вернулся Добужинский. По его расстроенному виду Звонарев понял, что разговор с прокурором был неутешителен.
– Заломил двадцать тысяч. Срок выплаты всей суммы недельный. Формально прокурор прав, такая сумма залога обеспечит явку госпожи Звонаревой в суд в любое время, - сказал слндователь.
Сергей Владимирович был подавлен.
– У меня нет возможности внести столько денег сразу.
– В таком случае ваша супруга останется в тюрьме, - равнодушно заметил следователь.
– Это мы еще посмотрим!– горячо воскликнул Краснушкин.
* * *
"Несчастье, - говорит русская пословица, - не приходит в одиночку. Одна беда идет, за собой другую ведет". Так случилось и со Звонаревым. Утром, зайдя к Краснушкиным проведать детей, он узнал, что Иван Павлович срочно был вызван в Закатальский полк, к месту своей новой службы. Уезжал близкий человек, кто был опорой Звонареву все эти тяжелые дни. Вместе с его отъездом исчезала надежда на скорое освобождение Вари.
– Поехал к Сухомлиновой, - в слезах рассказывала Катя.– О Варе все хлопочет. Хоть бы о себе похлопотал...
Вечером Краснушкин зашел проститься. В форме полкового врача он выглядел молодым, подтянутым и, как всегда, неунывающим и бодрым. Сел в кресло, положив руки на колени, осмотрел, будто прощаясь, квартиру, знакомые картины. Грустно улыбаясь, заметил, что без хозяйки дом сирота и что в их не очень-то веселом положении разумнее всего было бы отправить Катю с детьми к теще на юг.
– Но ведь ты знаешь мою милую половину, - ни в какую! Избалована. Прожила полжизни в Петербурге. Ни о каком отъезде слышать не хочет. Ну да поживем - увидим,
И уже прощаясь, мягко, с чуть лукавой улыбкой поглядев на Звонарева, сказал:
– А тебе подарочек от Сухомлиновой, хоть ты и сомневался в ее чарах. Прав-то оказался я: в нашей просвещенной монархии фаворитки подчас решают государственные дела.
И Звонарев, не веря своим ушам от счастья, узнал, что прокурор снизил сумму залога до трех тысяч и что в скором времени Варя будет освобождена.
4
В начале июля 1914 года в Петербург прибыл наконец президент Французской республики Раймон Пуанкаре. Это был его второй визит в столицу Российской империи. Два года, отделявшие первый визит от второго, бывший адвокат вел кипучую деятельность по подготовке войны против Германии, укреплял франко-русский военный союз, чем и снискал себе мрачное прозвище "Пуанкаре-война". Он знал, что его воинственный пыл импонировал крупной буржуазии и клерикалам, и поэтому с особым рвением старался разжечь мировой пожар. Это усердие помогло ему занять пост премьер-министра, а затем стать и президентом.
Не удивительно поэтому, что приезд Пуанкаре в Россию совпал с самым разгаром рабочих волнений в Питере. Добрая половина столичных заводов и фабрик бастовала, на улицах строились баррикады. Забастовал военный завод, на котором работал Звонарев.
Утром, прийдя на работу, Звонарев был поражен непривычной картиной. Обычно в рабочее время заводской двор не отличался многолюдием. Изредка пройдет мастер в контору или заглянет бригадир, шмыгнет уборщица или рабочий по своей надобности, и снова пустынно, лишь доносится из рабочих корпусов лязг, скрежет станков, завывание электромоторов.
А сегодня Звонарев остановился в изумлении. Большой заводской двор был полон людей. Рабочие стояли группками, сидели, прислонясь к пустым бочкам или забору, курили, горячо, но не громко разговаривали, спорили.
"Забастовка, - пронеслось в голове Звонарева.– Не ко времени. У нас срочный заказ".
Увидев инженера, рабочие замодчали, настороженно, недружелюбно поглядывая на него. "Хоть ты и не вредный человек, - читал Звонарев в этих взглядах, - не ругатель и мы на тебя не обижаемся, но все-таки ты не наш брат рабочий, а чужак. И настоящей веры тебе нету".
Заметив знакомого рабочего Фомина, Звонарев остановился и спросил:
– Бастуете, что ли, Фомин?
– Бастуем, господин инженер! Вот дожидаемся генерала. Хотим с ним потолковать. Да не только мы бастуем. Почитай, половина Питера сегодня встала.
В это время в проходной раздался звучный, по-хозяйски власный голос Тихменева. Дверь распахнулась и показалась пятящаяся задом, согбенная в низком поклоне перед генералом фигура Вьюнова.
Тихменев быстро, не глядя на рабочих, направился к управлению завода. Заметив стоявшего с рабочими Звонарева, генерал остановился. Инженера поразило взволнованное лицо генерала, его напряженные глаза.