Сентябрь
Шрифт:
— В порядке, — ответила она, разглядывая ногти.
— А как Генри?
— Про Генри не знаю. Мне не звонили, и я не звонила. — Она посмотрела ему в лицо, взгляд ее ярко голубых глаз отливал холодом. — Я так поняла, что звонить не полагается? Не принято?
Отсюда однозначно следовало, что он не прощен. Но сейчас было не время подбирать брошенную перчатку и снова затевать ссору.
— Ты сама отвезла его в Темплхолл?
— Да. Я отвезла. Он не хотел ехать с Изабел, поэтому мы взяли Хэмиша
— Он не взял с собой Му?
— Нет, не взял.
— Слава Богу. А что Алекса?
— Приехала вчера утром. С Ноэлем.
— А где они сейчас?
— Наверное, пошли погулять с собаками. После обеда им пришлось съездить в Релкирк, взять из чистки платье Люсиллы. Из Кроя поступил призыв о помощи. Они совсем забыли о платье, а теперь там все так заняты подготовкой к праздничному ужину, что съездить за ним было абсолютно некому.
— Ну, а еще что тут происходит?
— Что еще происходит? Был пикник у Ви. Верена всех нас загоняла, как каторжных, а двоюродную сестру Эди снова поместили в лечебницу.
Эдмунд удивленно поднял голову, как собака, услышавшая какой-то шорох. Вирджиния, убедившись, что лак на ногтях высох и затвердел, взяла коробку с его подарком и принялась отдирать целлофановую обертку.
— Снова в лечебницу?
— Да.
Она открыла коробку, вынула роскошный граненый флакон с бархатным бантом вокруг пробки, отвинтила пробку и подушилась под скулой.
— Чудный запах. «Фанди». Очень мило с твоей стороны. Я давно хотела такие, но они так дорого стоят, сама себе не купишь.
— Когда это произошло?
— С Лотти? Дня два-три назад. Она сделалась совсем несносной, и Ви настояла, чтобы ее забрали. Ее вообще нельзя было выписывать. Она же безумная.
— А что она натворила?
— Да так, болтала. Лезла не в свое дело. Нашептывала, приставала ко мне. Она злобная.
— И что же она болтала?
Вирджиния отвернулась к зеркалу и начала спокойно вынимать бигуди из волос. Одну подле другой она укладывала дырчатые трубочки на стекло подзеркальника. Эдмунд разглядывал ее лицо в профиль, линию подбородка, изящный изгиб шеи.
— Ты вправду хочешь знать?
— Не хотел бы — не спрашивал.
— Хорошо. Она говорила, что ты и Пандора Блэр были любовниками. Много лет назад, когда справляли свадьбу Арчи и Изабел, а Лотти тогда была прислугой в Крое. Ты сам жаловался, что она подслушивает у закрытых дверей. И, похоже, от нее ничего не укрылось. Она мне все это так живо, во всех подробностях, описала. И так при этом разволновалась. Возбудилась, точнее сказать. По ее словам, Пандора тогда убежала с женатым человеком и не показывалась больше дома — из-за тебя. Это ты был виноват. И вот теперь…
Одна трубочка запуталась и никак не раскручивалась, Вирджиния нетерпеливо дергала и крутила пшеничную прядь своих волос.
— …теперь, она говорит, Пандора вернулась в Крой тоже из-за тебя. Не из-за этого бала сегодняшнего. И не для того, чтобы повидаться с Арчи. А ради тебя. Чтобы опять начать все сначала. И вернуть тебя.
Еще один рывок, бигуди отцепилось, но у Вирджинии от боли выступили слезы на глазах. Эдмунду мучительно было видеть страдания, которые она сама себе причиняет.
Он вспомнил тот вечер, когда Лотти встретила его в магазине миссис Ишхак и заговорила с ним, а он отшатнулся с омерзением. Ему припомнились ее глазки, бледное, бескровное лицо, усики. При виде ее на него тогда накатила бессильная ярость, он почти потерял власть над собой и едва не причинил ей тяжелые увечья. В душе у него родилось смутное, страшное предчувствие. И оказалось, не зря. Теперь оно, похоже, оправдывается.
Он сдержанно произнес:
— Она лжет.
— В самом деле, Эдмунд?
— Ты что, ей поверила?
— Сама не знаю.
— Вирджиния…
— Не знаю, понятно?
Она в сердцах выдрала из волос еще одну металлическую трубку и швырнула в свое отражение в зеркале. Потом обернулась к мужу.
— Не знаю. У меня мысли мешаются. И мне совершенно безразлично. Какое мне дело? Не все ли мне равно, если даже у тебя с Пандорой Блэр и был когда-то пламенный роман? Для меня это все дела давно минувшие, ко мне они не имеют ни малейшего отношения. Я только знаю, что это произошло, когда ты уже был женат, у тебя была жена, Каролина, и ребенок. И от этого я просто теряю ощущение надежности.
— Ты не доверяешь мне?
— Иногда мне кажется, что я вообще тебя не знаю.
— Глупости.
— Ну, хорошо. Глупости. Но, к сожалению, мы не все способны быть такими хладнокровными и объективными, как ты. И если это даже и глупость, ты можешь отнести ее на счет естественной человеческой слабости. Хотя, боюсь, тебе такое понятие вообще не знакомо.
— Я начинаю убеждаться, что знакомо, и даже очень.
— Речь идет о нас с тобой, Эдмунд. О наших отношениях.
— В таком случае, будет лучше, вероятно, отложить наш разговор до другого раза, когда ты не будешь так нервничать.
— Я нисколько не нервничаю. Но я больше не ребенок и не твоя маленькая женушка. На мой взгляд, сейчас вполне подходящая минута, чтобы поставить тебя в известность о том, что я собираюсь на время уехать. Я намерена съездить домой, на Лонг-Айленд, в Лиспорт, пожить немного с бабушкой и дедом. Я уже сообщила Ви. Она говорит, что ты можешь пока поселиться у нее. А дом мы закроем.