Сенявин

Давыдов Юрий Владимирович

Неприятель бежал. Да так беспорядочно, что спутал бы планы преследователей, когда бы каждый из командиров не действовал, выражаясь флотским термином, «по способности», то есть нисколько не заботясь о строе, руководствуясь собственной сметкой, по своей, не скованной флагманом, инициативе.

Бой (или серия боев) длился пять часов. В пылу его русские ворвались в Дарданеллы и попали под огонь береговых батарей, как и сами турецкие моряки, ибо наступила темнота и береговая артиллерия лупила сполош-но, не разбирая своих и чужих. Едва ли не около полуночи сенявинцы выбрались из пролива.

Сражение протекало

в сложном для навигации, тесном районе: близость берегов, обилие отмелей, предвечерний туман, потом тьма. Оно развернулось на водах, известных туркам, естественно, лучше, чем русским. Но Сенявин загодя знакомился с акваторией и знакомил с нею подчиненных. А в ходе боя высылал «впередсмотрящих» — легкие суда. Потому-то никто из сенявинцев не угодил на мели и не приткнулся к берегу.

Это была победа. Цо это не был разгром. Дмитрий Николаевич не чувствовал удовлетворения, а лишь несколько утолил чувство, которое Пушкин определял как «свирепый жар героев».

Адмирал воздал должное отваге матросов и офицеров. Но он достаточно высоко ценил их, чтобы довольствоваться исходом дела. Его призыв не почивать на лаврах основывался вот на чем.

В азартной сумятице боя как-то позабылся Наказ Дмитрия Николаевича: срезать огнем мачты и паруса, тем самым «обезноживая» противника. Вместо того, пишет прямодушный Панафидин, «наши люди, желая более сделать вреда, стреляют в корпус корабля, но эта стрельба невыгодна; неприятель, желающий уйти и имея целый рангоут, всегда успеет в этом». А турки очень и очень желали уйти.

Запальчивость столь обуяла командиров (даже многоопытного контр-адмирала Грейга), изголодавшихся по настоящей баталии, что они бросались то на одного, то на другого турецкого капитана, не завершая погибели каждого... И еще Сенявин попрекнул экипажи за чрезмерный, по его мнению, расход боезапаса: подчас «на авось» палили, сердился Дмитрий Николаевич.

Зато Сеид-Али прикинулся вполне удовлетворенным. Поражение изобразил он отражением. А причины чудовищной убыли в живой силе, причины убыли в корабельном составе капудан-паша «исследовал» на свой манер. Можно было бы сказать — на азиатский, когда бы столь же основательно нельзя было бы сказать — на европейский. Так вот, старший свалил вину на младшего. Это было в высшей степени несправедливо. Но старший еще и заклеймил младшего изменником. Это было в высшей степени ужасно.

Младшего флагмана звали Шеремет-бей. Вряд ли кто-либо другой из адмиралов турецкого флота обладал большими способностями, большими знаниями, чем Шеремет-бей. (Правда, Сеид-Али занимал больший пост, да ведь сие подчас зависит от способностей и знаний иного сорта.) Обрекая Шеремет-бея смерти, Сеид-Али наносил еще одно поражение своему флоту. Но это ничуть не трогает «патриотов», подобных Сеиду-Али: лишь бы убрать соперника.

При дворе султана не верили в измену Шеремет-бея. Возможно, Селим избавил бхл его от удушения, если б сам избавился от низложения.

На исходе мая сепявпнские моряки, продолжая глухую, как бастион, редкостную в морской истории блокаду, услышали пушечный гул, возвестивший свержение Селима III.

Воцарился Мустафа IV. Ненавистник реформ, тупица и невежда, он не мог, как говорят сами турки, «отличить драгоценный камень от булыжника». Новоиспеченный султан рассудил так:

— Капудан-паша — мусульманин, человек благочестивый, аллаха боится, неправды не скажет, напраслины ни на кого не возведет.

И Шеремет-бея казнили на глазах всего флота. А благочестивый Сеид-Али остался капудан-пашой, великим начальником, спасителем столицы и прочая и прочая...

В майские дни, после Дарданельского боя и накануне падения несчастного Селима, к Сенявину прибыли чиновники русской дипломатической службы. Они прибыли из Триеста, заглянув по пути на Корфу, где недолго совещались с Моцениго и «оставили след» в рукописном журнале генерала Вяземского: «Оные отправлены с чрезвычайной миссией к вице-адмиралу Сенявину, которая еще весьма в секрете».

Секретную миссию возглавлял статский советник Поц-цо ди Борго. Земляк и в ранней юности друг Наполеона, он во многом и много уступал Наполеону, однако превосходил последнего мстительностью, вскормленной вековой вендеттой. Ни Бонапарт, ни Поццо ди Борго родственников друг у друга не резали, по словно бы объявили обоюдную «кровную месть». Отечество для Поццо ди Борго было там, где поднимали оружие против императора, которого Поццо ди Борго никогда императором не прпзпа-

TVWTKrn^KTJUFTA

' Р0ЮХЮ1.MILOCTlA/ttlKr COSTOflAR ClAW . \

VUJV.i HIlEV «ТАЛ. AUXI VKH. 5Vt.Vl.UKt . I MALI ;1Ш. КОЩ! . ? Л1 IQDVKXA/.M4SS0V5KI WOVilll.VLAWMOl > M. N)‘/Ot'.ROIISU 1.С2ЛК'K/';

лнш-tah .лэтлаканi»m.«глк.шнл.» лммйлл .rsov >к*.гл-тим. 5

HtS.SM0UN5Ki.TVAR5KlTVWft.SKf.PKRM.iKI V|.\T5KI.F<Of_sCOR5ICI. I .INI:,. s H.COSPOttMiSlVAH.NOVOCKAnA NISOVOMl .7TMCU! .CFRN1C0V5KI. M- J

KAM5W,R0STOV5Kt lEROSl.AV,5Kt.BIlbU020R.SKl. OffiORSKl. CANDIN5K1 .Г J SVEGA.TKANE»r<>Vt 11 ffcCl. CO iLODAK ObLADITEC . JvT.IvSKE . г If-HCUE- KARTAUWSKI I CRVSmSKi.f. /ЛНЦ К A6AR01N5Kt .2 tMCUL CtA»

KA5KIFH.l.G0KSlUiH.KMF,50V I It ILM COJPOUAK5TyOM.I. 2 EM GUAM . I KTOCMJ lbM. 2AfAD HI IM I • 5! IV EKNIF И О C1M5TVA! • Ш) ОУАМ. NASCI IFLNIK. j POAfOQAIVT ORRANITEGL.. i

fcorapiTi и. лшгп. I

1

олт.ь^:тш\!$ы.- s I WIAOIHIK: WKOMlTOV

– COKMiW : ~^s– % IVAN НШVO KMI NNEUMGV'.t i ыл<ладаштЕ.с(1А* = f MMAltO'VtVrtiSEV' } NIKITA: IVANOVICH • .*

IVSAtM» SCTVMIN ^; ’ i

Ml.(Alio ИМ TV SKIN - .'

Ш5.1 VAfpVICH-KVRAh IN PAotNOW TtAfttV. 4K<№ IVANOVICH-LAM! t • Emit- CAU.ICIN . IITAlVOM.lJCTN „ ,

ЕСИЮЙ.' CAtLICSN . t IVILACH-IUKOV' — - \\

IIHAiI.CHU.KOV iNOMA' 1GIK0V-2AN TV4NU.0VIH - ,

B»WA lyAMOVKU-MTUN

Т{Щц niftttijii rftimtt m» lit-fi i 11 i"i IF- ЩУпм*?