Серая Женщина
Шрифт:
Чтобы объяснить эти слова, следует заметить, что некоторые из счетов, на оплату которых Бенджамин получал от отца деньги, были изменены таким образом, чтобы покрыть другие, менее почтенные расходы. Однако простой старый крестьянин достаточно сообразителен, чтобы понимать, что платит за те или иные вещи значительно больше, чем они стоят.
После недолгого раздумья Бенджамин согласился взять двести фунтов, пообещав наилучшим образом использовать их на устройство в бизнесе, и все же проявил стремление заполучить и те пятнадцать, что лежали в чулке. Как наследник отца, он счел их своими. Больше того, в этот вечер он холоднее обычного обращался с Бесси, поскольку даже в воображении завидовал предназначенной ей сотне фунтов. Странное дело: о не доставшихся ему пятнадцати фунтах Бенджамин думал больше, чем о тех заработанных тяжким трудом и скопленных отцом двух сотнях, которые должен был получить. Тем временем Найтен пребывал в необычно приподнятом состоянии духа. Старик обладал настолько
Тем вечером Бесси пришлось выслушать от дядюшки немало непонятных намеков. Найтен не сомневался, что Бенджамин обо всем ей поведал, хотя на самом деле тот не сказал кузине ни слова.
Когда старики легли спать, Найтен честно поделился с женой новостью: признался, что обещал сыну деньги, и объяснил, какой жизненный план должны они осуществить. Изменение в назначении денег немного испугало бедную Эстер, ведь она так долго с тайной гордостью думала о них как о вкладе в банке, но ради Бенджамина с готовностью согласилась расстаться с накоплениями. Вот только на что могла понадобиться такая сумма? Сомнение вскоре развеялось мыслью, что не только их мальчик устроится в Лондоне, но и Бесси отправится с ним в качестве жены. Эта огромная перемена в жизни затмила любые вопросы о деньгах, и всю ночь Эстер вздрагивала и вздыхала от расстройства из-за предстоящей разлуки. Утром же, когда Бесси месила тесто для хлеба, сидевшая возле очага в непривычной пассивности тетушка вдруг сказала:
– Наверное, нам придется покупать хлеб в лавке. Вот уж не думала, что когда-нибудь настанет такое время!
Бесси взглянула на нее удивленно.
– Ни за что не стану есть их мерзкий хлеб. С какой стати ты вдруг заговорила о чужом хлебе, тетя? Это тесто поднимется так высоко, как воздушный змей на южном ветру.
– Я-то уже не могу так же хорошо месить тесто, как прежде: спина болит. Так что, когда уедешь в Лондон, нам придется покупать хлеб.
– Вовсе не собираюсь в Лондон, – решительно возразила Бесси, залившись краской то ли от какой-то мысли, то ли от предпринятых усилий, и принялась месить с новой энергией.
– Как только наш Бен станет партнером какого-то важного лондонского адвоката, сразу же заберет тебя к себе.
– Послушай, тетушка, если дело в этом, то не расстраивайся, – успокоила ее Бесси счищая с рук тесто, но по-прежнему не поднимая глаз. – Прежде чем устроиться где бы то ни было, Бен еще двадцать раз передумает. Иногда сама себе удивляюсь: уверена, что, едва выйдя за порог, он сразу обо мне забывает, а я все еще о нем вздыхаю. Постараюсь на сей раз забыть его не позже чем через месяц.
– Как не стыдно, девочка! Ведь он думает о тебе и строит планы. Только вчера разговаривал с твоим дядюшкой и очень толково все ему объяснил. Вот только нам будет очень тяжело без вас обоих.
Тетушка заплакала без слез, как умеют плакать только пожилые люди, и Бесси поспешила ее утешить. Они долго говорили о том о сем, горевали, выражали надежду и строили планы на будущее – до тех пор, пока одна не успокоилась, а другая втайне не почувствовала себя счастливой.
Вечером отец и сын вернулись из Хайминстера, завершив финансовую операцию обходным путем, что вполне удовлетворило старика, но было бы куда лучше, если бы тот вложил половину бдительности, которую уделил надежному переводу денег в Лондон, в проверку правдивости благовидной истории о грядущем партнерстве. Однако он ничего не знал о подобных аферах, а потому действовал так, как велела встревоженная душа. Домой старик вернулся усталым, но вполне довольным. Конечно, не в таком приподнятом настроении, как накануне, но с достаточно легким сердцем, если учесть, что завтра предстояло проводить сына в дальний путь. Бесси, приятно возбужденная утренним рассказом тетушки о планах кузена – как всем нам хочется верить в желаемое! – выглядела особенно хорошенькой в своей яркой, румяной юной прелести. Не однажды Бенджамин подстерегал ее по пути из кухни в молочную, обнимал и целовал. Родители охотно закрывали глаза на вольное поведение сына, но с каждым часом все в доме становились заметно грустнее и тише, задумываясь об утреннем расставании. Бесси тоже успокоилась, а вскоре немудреной хитростью заставила Бенджамина сесть возле глубоко опечаленной матушки. Увидев сына рядом и завладев его рукой, старушка принялась гладить ладонь и бормотать давно забытые ласковые слова, с которыми обращалась к нему в раннем детстве. Материнские нежности быстро утомили Бенджамина. До тех пор, пока удавалось кокетничать и заигрывать с Бесси, он не скучал и не испытывал сонливости, но сейчас принялся громко зевать. Бесси захотелось дать кузену подзатыльник за неприличное поведение: вовсе незачем было так откровенно демонстрировать скуку. Матушка проявила больше терпения.
– Ты устал, мой мальчик! – проговорила Эстер, нежно положив руку сыну на плечо, но тот внезапно поднялся и заявил:
– Да, чертовски устал! Пожалуй, пойду спать.
Небрежно и торопливо поцеловав всех, даже Бесси, как будто действительно чертовски устал изображать влюбленного, Бенджамин ушел, предоставив родным возможность тоже подняться наверх.
Утром Бенджамин почти рассердился, увидев, что все поднялись пораньше, чтобы проводить его в путь, и ограничился весьма необычным прощанием:
– Ну, дорогие, когда увидимся в следующий раз, надеюсь, что лица у вас будут веселее, чем сегодня. С таким видом вполне можно отправляться на похороны, и уж точно ничего не стоит испугать человека настолько, чтобы тот сбежал из дому. По сравнению со вчерашним днем сегодня, Бесси, ты просто дурнушка.
Бенджамин уехал, а родные вернулись в дом и, не рассуждая об утрате, занялись обычными хозяйственными делами. Вести долгие разговоры было некогда, так как во время короткого визита юриста многое осталось незавершенным, и сейчас пришлось работать вдвойне. Тяжелая работа спасала в долгие грустные дни.
Поначалу нечастые письма Бенджамина состояли из восторженных рассказов об успехах. Пусть подробности процветания тонули в тумане, но сам факт процветания утверждался уверенно и убедительно. Затем письма стали короче, реже, да и тон изменился. Спустя примерно год после отъезда сына Найтен получил послание, которое немало его рассердило и глубоко озадачило. Что-то пошло не так. Что именно, Бенджамин не сообщал, но в заключение не просто просил, а почти требовал, прислать остаток отцовских сбережений – будь то в чулке или в банке. Надо сказать, что год этот выдался нелегким: среди коров распространилась эпидемия, и Найтен пострадал ничуть не меньше, чем соседи. Соответственно, когда он решил восполнить потерю, цена животных оказалась значительно выше, чем в былые времена. Оставленные Бенджамином в чулке пятнадцать фунтов сократились до трех с небольшим, и теперь он так бесцеремонно их требовал! Прежде чем поделиться содержанием письма (в тот день Бесси и Эстер отправились на рынок в повозке соседа), Найтен взял перо, чернила, бумагу и написал не слишком грамотный, однако ясный и четкий ответ: Бенджамин получил свою долю, а если не смог как следует распорядиться деньгами, тем хуже для него. Отцу больше нечего ему дать.
Ответ был написан, запечатан, адресован и отдан совершившему круг и возвращавшемуся в Хайминстер сельскому почтальону еще до того, как Эстер и Бесси вернулись с рынка. Приятный день был наполнен встречами, разговорами и местными сплетнями. Цены держались высокими, так что торговля прошла успешно. Выручка оказалась добротной, настроение хорошим, усталость терпимой, а мелкие новости разнообразными и многочисленными. Женщины не сразу заметили, что их рассказы не увлекают остававшегося дома слушателя, но поняв, что причина дурного настроения главы семейства кроется вовсе не в хозяйственных неурядицах, потребовали немедленно рассказать, что случилось. Гнев Найтена не остыл, напротив – от постоянных раздумий лишь усилился и вылился в решительных, конкретных выражениях. Так что, прежде чем история достигла завершения, обе женщины если не рассердились, то расстроились ничуть не меньше хозяина. Прошло немало дней, пока чувства смягчились, потускнели и стерлись. Бесси успокоилась первой, потому что постоянная занятость стала естественной отдушиной. Работа послужила заменой множества резких слов, которые хотелось произнести, когда в последний приезд кузен чем-то обижал и расстраивал. С другой стороны, Бесси с трудом верила, что Бенджамин мог написать отцу такое письмо, если только действительно не сложились отчаянные обстоятельства. Вот только как деньги могли потребоваться так скоро после полученной огромной суммы? Бесси достала все свои сбережения: сохраненные с детства маленькие подарочки из монеток в шесть пенсов, несколько шиллингов и выручку за яйца от двух куриц, считавшихся ее собственными, – пересчитала, сложила и получила немногим больше двух фунтов – точнее говоря, два фунта пять шиллингов семь пенсов. Оставив себе один пенс в качестве основы нового накопления, она аккуратно упаковала остальные деньги и отправила по лондонскому адресу Бенджамина с таким письменным сопровождением:
«От доброжелательницы.
Дорогой Бенджамин! Дядя потерял двух коров и крупную сумму. Он очень рассержен и еще больше огорчен, поэтому в настоящее время больше ничего нет. Надеюсь, что посылка найдет тебя таким же здоровым и благополучным, какими покидает нас. Помним и любим. Возврата не требуется.
Отослав сверток положенным образом, Бесси снова запела во время работы. Ответа она не ждала, и больше того: до такой степени доверяла курьеру (который отвозил посылки в Йорк, откуда те отправлялись в Лондон почтовой каретой), что не сомневалась: если вдруг почтальон, карета или лошади вызовут вопросы, то он сам поедет в Лондон, – поэтому ее нисколько не волновало отсутствие сообщения о получении денег.