Серая Женщина
Шрифт:
Джейн Киркби осталась в доме Хантройдов больше чем на неделю и невероятно помогла Бесси. Той казалось, что без доброй соседки она сошла бы с ума: каменное выражение лица дяди постоянно напоминало об ужасной ночи. Тетушка переживала горе мягче, и скоро снова стала прежней доброй благочестивой Эстер, но нетрудно было заметить, как кровоточит ее сердце. Силы возвращались к ней быстрее, чем к мужу, однако доктор с опасением предупреждал о наступлении полной слепоты. Каждый день и даже каждый час, стараясь не вызвать подозрений, Бесси твердила дяде и тете, что только два грабителя признаны виновными в нападении.
И все же с каждым днем Бесси убеждалась, что дядя знает больше, чем казалось поначалу. Эстер бережно, трогательно успокаивала мужа – своего сурового молчаливого Найтена, по жалобной, отчаянной и в то же время любящей манере Бесси понимала, что тетушка тоже все знает. Когда она невидящим взглядом смотрела в лицо мужа, из глаз текли слезы. А иногда, думая, что никто их не слышит, Эстер повторяла слова, которые священник произносил в церкви в прежние, более счастливые дни, и верила в их способность утешать. И все же с каждым днем сама становилась все печальнее.
За три-четыре дня до начала суда старики получили вызов в Йорк на заседание. Ни Бесси, ни Джон, ни Джейн не понимали, как и почему это произошло, ведь все они давно выступили со свидетельскими показаниями и получили заверения в том, что улик вполне достаточно.
Увы! Защищавший обвиняемых адвокат услышал от грабителей, что в налете участвовали трое, и даже узнал, кто именно был этот третий. Долг адвоката заключался в облегчении участи подзащитных, для чего требовалось доказать, что они выступали орудиями в руках того, кто, зная расположение комнат и обычаи обитателей, задумал и организовал нападение. Для этого возникла необходимость допросить родителей, которые, по словам обвиняемых, должны были узнать голос сына. Никто не догадывался, что Бесси тоже могла свидетельствовать о присутствии Бенджамина, а поскольку считалось, что молодой человек покинул Англию, речь о предательстве со стороны сообщников не шла.
Накануне суда старики приехали в Йорк в сопровождении Бесси и Джона. Найтен по-прежнему молчал, так что трудно было понять, о чем он думает. Жена нежно о нем заботилась, но, судя по суровой манере, он не замечал трогательного внимания.
Порой Бесси со страхом замечала, что Эстер впадает в детство. Бесконечная любовь к мужу то и дело заставляла ее попытаться растопить лед его манер, и порой в жалких потугах вернуть Найтена в прежнее состояние жена забывала, почему тот настолько изменился.
– Наверняка судьи не станут их мучить, когда увидят, насколько старики слабы! – воскликнула Бесси утром, со страхом ожидая начала суда. – Не могут же они быть столь жестокими!
И все же, несмотря на ее твердую убежденность, все произошло именно так, как должно было произойти. Увидев, кого привели на свидетельскую скамью, адвокат почти виновато посмотрел на судью, однако тот приказал стороне защиты начать допрос, и Найтену пришлось отвечать.
– В интересах своих клиентов, милорд, я вынужден приступить к делу, о котором по всем иным причинам сожалею, – начал адвокат.
– Приступайте! – распорядился судья. – Все, что правильно и законно, должно быть исполнено.
Однако, сам немолодой человек, судья не смог скрыть сочувствия, когда Найтен с серым неподвижным лицом и ввалившимися глазами положил руки на перила свидетельской трибуны и приготовился отвечать на вопросы, смысл которых уже начал понимать. Он не захотел уклониться от правды, ибо, как сказал сам, не без труда вспомнив строки Вечной книги, «камни возопиют против такого грешника» [68] .
68
«Но он сказал им в ответ: сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют». Лк, 19:40.
– Полагаю, вас зовут Найтен Хантройд?
– Да.
– Живете на ферме Наб-Энд?
– Да.
– Помните ночь двенадцатого ноября?
– Да.
– Полагаю, той ночью вас разбудил какой-то шум. Что именно это было?
Глаза старика остановились на адвокате с выражением загнанного существа. Этот взгляд барристер больше не смог забыть до смертного дня.
– В наше окно летели мелкие камешки.
– Вы сразу услышали звук?
– Нет.
– Что же вас разбудило?
– Она.
– И тогда вы оба услышали стук в стекло. А что-нибудь еще услышали?
Наступила долгая пауза, а затем последовал тихий, но внятный ответ:
– Да.
– Что же именно?
– Наш Бенджамин попросил его впустить. Она сказала, что это точно он.
– И вы подумали, что это он, верно?
– Я сказал ей, – на сей раз голос зазвучал громче, – чтобы спала и не воображала, что каждый проходящий по улице пьяница – наш Бенджамин, потому что сын умер.
– А она?
– Она ответила, что, еще не проснувшись, ясно услышала голос Бенджамина, и он попросил впустить. Но я велел не верить снам, а повернуться на бок и спать дальше.
– И она подчинилась?
Снова наступила долгая пауза. Судья, присяжные, адвокаты, публика – все затаили дыхание. Наконец Найтен произнес:
– Нет!
– Как вы поступили? Простите, милорд, но я вынужден задавать эти болезненные вопросы.
– Понял, что она не успокоится, потому что всегда верила, что он вернется к нам, как блудный сын из Евангелия, – голос дрогнул, однако Найтен сделал над собой усилие и справился. – Она сказала, что если не встану, то встанет сама, и как раз тогда я тоже услышал голос. Джентльмены, сейчас я не в себе. Долго болел, дрожу от слабости. Так вот, кто-то произнес: «Папа, мама, я здесь, умираю от холода. Встаньте и впустите меня».
– И этот голос…
– Был похож на голос нашего Бенджамина. Понимаю, к чему вы клоните, сэр, и скажу всю правду, хотя меня это убивает. Не утверждаю, что это был его голос, просто похож…
– Вполне достаточно. Спасибо, уважаемый мистер Хантройд. Значит, по просьбе голоса, похожего на голос сына, вы спустились и открыли дверь вот этим двум обвиняемым и кому-то третьему?
Найтен кивнул в знак согласия, и даже суд проявил милосердие и не заставил продолжать показания.
– Позовите Эстер Хантройд.